Чиновник - Владимир Анатольевич Тимофеев

Чиновник

Глава 1

— Пап! Ты, главное, не волнуйся. Всё будет нормально, я знаю.

— Уверена?

— Ну, конечно!

— Ловлю на слове.

— Договорились. Ну, всё, пап. Я побежала. Пока.

— До завтра, Машуль…

Младшая скрылась за дверью. Николай Иванович негромко вздохнул, с помощью пульта поднял спинку кровати (эх, такие бы технологии, да на полвека назад) и потянул к себе лежащую рядом на тумбочке подшивку старых газет.

Дочь специально сделала кучу копий в архиве и сшила их вместе.

Удобная штука, если подумать. Раньше, как помнится, ротапринты газетных статей приходилось ждать по неделе и дольше, и то — если дадут разрешение. А давали его, увы, не всегда. Причём, не только «обычным» гражданским, но и по спецзапросу. Секреты Родины, пусть даже их печатали в СМИ миллионными тиражами, отечественные архивариусы хранили, почти как Мальчиш-Кибальчиш — Военную Тайну…

А Машка и впрямь молодец. Сперва в МГУ сама без протекции на бюджет поступила, потом в 26 с небольшим — кандидатская, теперь в Институте Всеобщей истории не на последних ролях… Замуж вот выскочила, и вроде бы по любви…

Жаль, Лидия не дождалась, третья жена Николая Ивановича. Сгорела от онкологии меньше, чем за три месяца. И никакое лечение, ни деньги, ни связи не помогли. Какая-то скоротечная форма, ничего не попишешь…

Подшивку газетных копий Николай Иванович листал минут сорок. Тридцать четыре номера вологодского «Красного Севера» второй половины 1958-го и января-февраля 59-го. Всё, что Машуня смогла найти в ближайшие пару суток после того, когда позвонили из Бакулевского и сообщили, когда операция.

Пообещали: всё пройдёт быстро. День подготовки и ожидания в индивидуальной палате (обошлось это, к слову, не так уж и дорого). Потом, собственно, операция. Шунтирование плюс что-то побочное (сказали: рутина, опасности никакой). Затем вентиляция лёгких, высокотехнологичная ускоренная реабилитация и… короче, «через неделю-другую, господин Петражицкий, будете, как огурчик, даже не сомневайтесь»…

В современную медицину Николай Иванович верил. По крайней мере, по части сердечно-сосудистых заболеваний. Сейчас их и вправду лечили неплохо. Ну, если конечно вовремя диагностировать и не запускать.

Проблемы с сердцем у Николая Ивановича обнаружились ещё три года назад. Однако он всё откладывал и откладывал. Попросту некогда было. Да и гражданскую службу оставлять не хотелось. А когда его всё-таки уговорили, что, мол, пора — возраст, то не нашёл «ничего умнее», кроме как «сбежать» добровольцем на СВО. Правда, подписывать стандартный армейский контракт с ним не стали (всё по той же причине — возраст). А вот в один из отрядов БАРС, пусть со скрипом, но приняли. Опыт двух войн, афганской и первой чеченской, просто так не пропьёшь. Армейские навыки стоят дорого. Тем более, когда они боевые, а не хозяйственные.

Два полугодовых срока Николай Иванович отбарабанил нормально, но третий, увы, не осилил. Списали досрочно. Вчистую, по медпоказаниям. Сказались те самые не решённые вовремя сердечно-сосудистые проблемы…

На номере от 28-го ноября 1958-го Николай Иванович остановился. То есть, сперва пролистнул, как все предыдущие, прошёлся глазами по передовице, проверил «подвалы», колонки, короткие сообщения, а затем неожиданно для себя вернулся на вторую страницу.

«В жизни всегда есть место подвигу». Заголовок, к началу восьмидесятых ставший почти что банальным, а после и вовсе, на фоне развала страны, превратившийся в издевательский. Однако в послевоенные годы и ещё пару десятилетий спустя советские люди, в подавляющем большинстве, воспринимали подобные заголовки как должное. И журналисты, писавшие такие статьи, ещё не держали фигу в кармане и писали их действительно искренне, с восхищением и надрывом, а не дежурными фразами, с плохо скрываемым безразличием.

Демобилизованный солдат. Обычный советский парень, двадцати одного с небольшим. Военный строитель, закончивший службу и возвращающийся домой. Полный надежд и планов. Верящий в собственную страну и готовый её защищать. Готовый защищать её граждан от всяческой нечисти. Да и не только граждан, а всех, кому требуется защита. Остановивший подонков, решивших ограбить женщину. Проехавший почти полстраны и получивший смертельный удар, когда до родного дома оставалось меньше ста километров.

Нет, Николай Иванович не задавался вопросом: а мог бы он сам, вот так же, в одиночку и без оружия? Он просто смотрел на отретушированное газетное фото. На дату. На место. На имя героя. На отчество. На фамилию…

Пятнадцатого ноября пятьдесят восьмого. Тот самый день, когда он родился. И когда умер тот парень. Пал смертью храбрых в неравной схватке с бандитами. Которого тоже звали Николаем Ивановичем. Только не Петражицким, а Стрельниковым. И поезд. Москва-Архангельск. С остановкой на станции Вологда.

И там, и там Петражицкий бывал, и не только бывал, но и жил. В Вологде с 83-го по 94-й, в Архангельске с 71-го по 76-й. А до того в Онеге, где, собственно, и родился. Ранним субботним утром пятнадцатого ноября пятьдесят восьмого…

Николай Иванович вернул подшивку на тумбочку, опустил изголовье кровати и выключил верхнее освещение, нажав кнопку на пульте.

Хорошие нынче палаты в медцентрах. Технологичные. Не то, что в дни его молодости.

А молодость у Николая Ивановича была… Да нет, не такая уж и боевая, как можно подумать, но всё равно — приобретённого опыта, как профессионального, так и жизненного, хватало с лихвой.

Мать — главный бухгалтер на рыбзаводе, отец — начальник строительного участка в лесхозе. Уважаемые в городе люди. Малая толика этого уважения перепадала и Николаю, и эту толику ему постоянно приходилось подтверждать и поддерживать. Дома, в школе, на улице, в секции самбо, на «практике» во время каникул, на вечерних прогулках с девчонками… А когда семья переехала в областной центр, ещё и разборки с местными хулиганами в уравнение жизни добавились. Плюс новоявленным одноклассникам пришлось по новой доказывать, что он не слабак и не нытик...

«Голова, сынок, это хорошо, — любил приговаривать Петражицкий-старший. — Но если ты не умеешь себя защищать, она не поможет. Да и работать надо уметь не одной только головой. Без рук она как кочан капусты на пустом огороде...»

И Николай учился работать руками.

Плотничать и столярничать он начал ещё до школы и годам к десяти уже довольно уверенно владел пилой, стамеской, рубанком, а топором мог не только дрова