Никольский. Выйти из Тени 3 - Макс Волков

— Выдать его труп за свой, — о, оказывается, Адарис не один такой находчивый.

— Взрыв был не случайностью. Меня явно пытались убить. И не думаю, что одной попыткой мои враги бы ограничились. Поэтому я принял решение оправдать их ожидания и «умереть».

Я покачал головой.

— Да, я трус, — ответил Николай. — Но мне хотелось жить. К счастью, пожар после взрыва был не сильный. Я наспех кинул в огонь попавшиеся на глаза фотографии и документы по новым разработкам, забрал документы Игната, которые в момент взрыва были у меня в руках, немного денег и скрылся до приезда пожарной команды. Уже добравшись до соседнего городка, решил некоторое время переждать у Ольги. При воспоминании о ней на душе стало как-то тепло. Подумалось вдруг, что вот теперь, официально погибший, я смогу начать новую жизнь с любимой женщиной. Но…

Но, как подсказывала память Тимофей, граф успел лишь на ее похороны.

— Тебе было все равно, есть у меня рекомендательное письмо или паспорт хотя бы. Ты был убит горем, а когда оправился, мы уже как-то привыкли друг к другу. Я не смог бросить тебя второй раз. Так и остался твоим гувернером и опекуном. От его же имени, изменив почерк, стал слать Сашке отчеты, как он просил настоящего Игната. Я не мог ему сказать, что остался жив. Это могло подставить под угрозу и его жизнь, и мою. Но, ежемесячно получая зарплату и деньги на твое содержание, я знал, что у брата все хорошо. Пока…

— Пока не пришло письмо от Ипатова с признанием отцовства и завещанием, — договорил я.

— Именно. Так я узнал, что Сашки больше нет, — Николай низко опустил голову.

— Как думаешь, его смерть не случайна? Может, искатели фамильного клада постарались? Или все из-за тех документов, что ты сжег в камине кабинета в усадьбе?

Глава 5

Я смотрел на напряженную спину Тимохиного отца.

— Это ведь ты их сжег? Что-то, что лежало в тайнике письменного стола?

О, как мне хотелось в тот момент активировать Мико и, привязав Николая к стулу, как он меня когда-то, выпытать все, что он скрывал. Но чутье подсказывало мне, что граф предпочтет умереть, чем выдаст свои секреты. Что ж, Адарис умел не только пытать. Втираться в доверие и ждать у меня тоже отлично получалось. И я верил, что тут есть, ради чего быть терпеливым. Поэтому сделал вид, что поверил, когда Никольский произнес:

— Это была переписка с братом. Та самая, в которой я рассказывал о наших с Гроффом проектах. Не хотел, чтобы они попали в чужие руки.

— В руки наемников или мои?

— Возможно, и твои. Я думал, что ты обоснуешься в поместье, и будешь счастливо заниматься делами деревень. А то, о чем я писал в письмах, могло навести лишнюю смуту на твой неокрепший разум.

— Так что там такое было? Что ты разрабатывал совместно с Виктором Гроффом?

«Игнат» раздраженно отмахнулся.

— Разрабатывал — сильно сказано. — Говорю же, черновые наброски. Ничего мы толком не успели.

— А если продолжить? — попытался закинуть я крючок.

— Виктор мертв. Он был очень талантливым инженером. Мы понимали друг друга с полуслова…

— А в какой момент появилась идея, что империй это зло и шахты надо закрывать? Вы действительно так думали? Зачем тогда проектировать новых мехаботов.

— Эта идея появилась в тот момент, когда мы с Витей поняли, что как бы мы ни старались, принципиально положения дел это не изменит. Твари будут лезть в наш мир через прорывы, буду гибнуть шахтеры и ликвидаторы. Да, возможно, в меньшем количестве, но… Лишь полное прекращение добычи приведет к постепенному угасанию всплесков межпространственных возмущений. Вот только верхушка слишком хорошо питается с пота и крови тех самых шахтеров и ликвидаторов. Особенно теперь, когда империй, идет и на экспорт. Когда во владениях Виктора нашли империй, он строго-настрого запретил посвященным кому-то об этом говорить.

— Но слухи до Дорохова все же дошли, я так полагаю?

— Дошли. Виктор дважды отказал Константину в продаже земли. Тот вроде даже остыл…

— У меня есть подозрение, что барон Грофф погиб именно из-за этого месторождения.

— Что? — Николай круто развернулся ко мне.

— Полагаю, его сестра, получив наследство, рассчитывала продать его. Думаю, оно стоит не меньше особняка.

Николай вдруг ссутулился, словно его вмиг покинули силы. Покачиваясь, он дошел до стола и, сев на стул, облокотился локтями о столешницу.

— Ты действительно думаешь, что авария была не случайной? — спросил он внезапно севшим голосом.

— Полицейские эксперты установили, что в машине барона были испорчены тормоза. А еще в тот день новый водитель не вышел на работу.

— Думаешь, эти факты связаны?

— Я думаю, что Евгения Грофф подговорила водителя испортить тормоза, а затем устранила его. И в связи с этим у меня к тебе вопрос.

— Ко мне? Какой?

— Где в особняке Гроффов можно спрятать труп так, чтобы быть уверенным, что его не найдут?

— Не понимаю, о чем ты? Я ничьи трупы не прятал. Уж тем более в доме у Вити.

— Хорошо, обойдемся без намеков, — кивнул я самому себе и, тоже опершись локтями о стол, придвинулся ближе к «Игнату». — Скажи, потайной туннель, связывающий особняки Гроффов и Никольских — это правда или только красивая легенда?

— Байки это все, — пробурчал граф, посмотрев на меня в упор. — Первый владелец придумал, чтобы интерес повысить, когда продавал. Никаких тайников, а уж тем более туннелей здесь нет.

Он вдруг резко встал со стула и направился к выходу из столовой.

— Мне тебя теперь как величать-то? — я тоже поднялся с места, но догонять гувернера не собирался, остался стоять у стола. — Папой звать не буду, и не проси.

— Оставим все, как было. Игнат я теперь, — остановившись, ответил Тимохин отец.

Задержавшись лишь на секунду, он продолжил движение.

— Игнат! — вновь окликнул я гувернера.

— Что еще? — граф Никольский остановился уже в дверях.

— А если я найду?

— Что найдешь?

— Туннель.

— Нечего искать, — пожал плечами гувернер. — Я в этом доме провел половину жизни. Пролазил все до чердака.

— Я уважаю тебя и доверяю тебе, Игнат. Надеюсь, ты говоришь правду.

А если нет, то при следующем разговоре ты будешь привязан к стулу. В лучшем случае. И тогда я вытяну из тебя всю правду. Но, дакхр побери, я совсем не хотел этого делать.

Гувернер вышел из столовой, не сказав больше ни слова.