Темный Лорд устал. Книга IV - Тимофей Афаэль

— Фея.

— Да, Ваше Темнейшество?

— Найди мне всё о текущем местонахождении начальника ФСМБ генерала Тарханова и псайкера Даниила Смирнова. Дискретно. Чтобы никто не узнал, что я ими интересуюсь.

Она кивнула, поняв без лишних слов.

— Будет сделано.

И растворилась в воздухе.

Я толкнул дверь своих апартаментов. Тишина встретила меня, как старый друг, принося покой и порядок. И скоро весь регион будет таким — чистым, упорядоченным и тихим.

Моим.

Глава 3

Пальцы Даниила скользили по клавишам, извлекая мелодию, которую он не помнил.

Может, это был какой-нибудь великий композитор. Может, он просто придумал её сейчас, и через минуту забудет навсегда. Неважно, главное — звук. Звук, заполняющий пустоту этой комнаты.

Этой клетки.

Рояль стоял у дальней стены его «личной резиденции», как её называл генерал Тарханов. Роскошная камера, мягкая кровать, книжная полка и даже окно — правда, фальшивое, с проекцией неба, которое никогда не менялось. Вечный полдень — вечное лето.

Издевательство.

Даниил играл, не глядя на клавиши. Глаза были закрыты, а пальцы двигались сами. Где-то в глубине сознания он чувствовал знакомую пустоту — ту самую, что образовалась после провала операции с Дариной Орловой.

Воронов.

Даже думать об этом имени было больно. Словно занозу вогнали в самый центр его существа, и она медленно разрушала его изнутри.

Он был манипулятором — гением ментального воздействия. Человеком, который мог заставить полюбить того, кого ненавидишь, или возненавидеть того, кого любишь. Он играл эмоциями людей, как сейчас играл на этом роскошном рояле.

А Воронов… он просто… Даниил ощутил себя букашкой. Насекомым, жалким, ничтожным насекомым, которое пытается укусить гору.

Мелодия оборвалась на диссонансе. Пальцы замерли над клавишами.

— Опять думаешь о нём?

Голос раздался из динамика, встроенного в потолок. Знакомый, ненавистный голос генерала Тарханова.

Даниил не ответил. Просто сидел, глядя на свои дрожащие руки.

— Даниил, — продолжил голос, и в нём появились стальные нотки. — Я знаю, что провал с Орловой был… травматичным для тебя, но ты нужен мне. У нас есть новый план. Более масштабный и амбициозный.

Он медленно поднял голову, глядя на скрытую камеру в углу потолка. Усмехнулся. Криво и безумно.

— Новый план? — его голос прозвучал хрипло. Сколько он не говорил вслух? День? Два? — Ты хочешь, чтобы я снова сунул голову в пасть этому чудовищу?

— Я хочу, чтобы ты выполнял свою работу, — голос стал жёстче. — Или ты забыл, какая у тебя альтернатива?

Даниил не забыл. Никогда не забудет.

Альтернатива — это не эта роскошная камера с роялем и фальшивым окном. Альтернатива — это нижние уровни «Зеркала». Подавители пси-активности на максимуме. Холод и темнота. Изоляция, которая превращает разум в кашу за несколько недель.

Он видел тех, кого держали там. Видел, что от них осталось.

— Я помню, — выдавил он сквозь зубы.

— Отлично. Тогда готовься. Через неделю у тебя будет новая задача. Детали позже.

Связь оборвалась с тихим щелчком.

Даниил остался один. Снова. Всегда один.

Он встал и подошёл к фальшивому окну. Положил ладонь на холодное стекло, за которым сиял проецированный солнечный свет.

Где-то там, высоко над этим подземным комплексом, был настоящий мир — настоящее небо и свобода.

А он здесь, в «Зеркале» — он объект номер семьдесят три в системе ФСМБ. Сверхсекретная тюрьма для тех, кого не могли контролировать, но не хотели убивать. Для тех, чей дар слишком ценен, чтобы уничтожить, и слишком опасен, чтобы отпустить.

Сколько их здесь? Пятьдесят? Сто? Больше?

Он не знал. Да и не хотел знать.

Главное, что он знал одно: отсюда никто не выходил.

Никогда.

Даниил закрыл глаза, прислонившись лбом к стеклу.

Его дар шевельнулся внутри него — тихо, осторожно, как испуганный зверь. После встречи с Вороновым он изменился. Стал… слабее? Нет, не слабее — стал более напуганным.

Словно часть его разума теперь боялась дотрагиваться до чужих мыслей. Боялась встретить там что-то похожее на то, что он почувствовал когда ритуал атаковал Воронова.

Он сжал кулаки, пытаясь подавить дрожь.

«Держись, — сказал он себе мысленно. — Просто держись. Рано или поздно Тарханов ошибётся. Рано или поздно найдётся способ вырваться отсюда».

Ложь, конечно. Он прекрасно знал, что это ложь.

Но иногда ложь — это всё, что остаётся, чтобы не сойти с ума.

Даниил вернулся к роялю. Сел и положил пальцы на клавиши.

И снова начал играть. Ту же мелодию. Бесконечную, и бессмысленную.

Единственное, что ещё связывало его с человечностью.

* * *

Это случилось без предупреждения.

Даниил играл. Очередной такт какой-то забытой сонаты. Очередная нота, механически извлечённая из инструмента, который он ненавидел и любил одновременно. Пальцы скользили по клавишам в привычном ритме — единственное, что ещё удерживало его на грани вменяемости.

И вдруг — прикосновение.

Не физическое, а… ментальное.

Словно кто-то невидимый положил ледяную ладонь ему на затылок.

Даниил замер. Руки застыли над клавишами, пальцы зависли в воздухе. Дыхание остановилось, а сердце пропустило удар.

Что это?

Он был псайкером — манипулятором. Он прекрасно знал, как работают ментальные прикосновения. Чувствовал их сотни раз — когда проникал в чужие разумы, когда другие пытались проникнуть в его.

Но это… это было другим.

Секунда. Две. Три.

Прикосновение не исчезало. Оно было одновременно и лёгкое, но в тоже время абсолютно невыносимое.

А потом…

… «это» накрыло его.

Словно кто-то огромный и древний провёл пальцем по его разуму, проверяя, что там находится. Так человек может провести пальцем по пыльной полке — не из интереса, а по привычке.

И он увидел. Ощутил каждой клеткой своего существа.

Пространство вокруг него исчезло.

Комната — роскошная клетка, ставшая его миром. Рояль — единственный друг и мучитель. Фальшивое окно с вечным летом. Всё растворилось, словно никогда не существовало. Словно это была лишь декорация, которую убрали за ненадобностью.

Даниил стоял в пустоте.

Абсолютной. Бесконечной. Холодной.

Над ним не было неба. Под ним не было земли. Вокруг простиралась тьма, но не чёрная, не серая, а какая-то… отсутствующая. Словно сама концепция света и тьмы здесь не имела смысла. Словно он находился в месте, где физические законы перестали работать.

Или никогда не работали.

И звёзды. Мёртвые звёзды.

Он видел их. О щущал их своим голым сознанием.

Миллиарды. Триллионы. Бесконечное множество холодных, погасших точек света, рассыпанных в бездне. Некоторые были близко — если понятие «близко» вообще имело здесь смысл. Другие так далеко, что казались меньше песчинок.

Каждая из них