Привычный мир - Хван Согён

котлом. Услышав, что люди вышли во двор, собаки в возбуждении неистово залаяли. Плешивый открыл дверь парника, и оттуда, с воем и лаем, отчаянно махая хвостами, выбежали псы. Три-четыре повисли на поясе у Пучеглазого, прыгали вокруг него, облизывая руки. Их было штук тридцать, и, как и старые и больные «домашние», они все были разные, в основном это были крупные собаки. Хозяйка добавила в кашу, которую варила на огне, собачий корм, перемешала и разложила по пластиковым мискам, а Плешивый и Пучеглазый отнесли миски в парник. Потом они все вернулись в дом и пообедали клецками, которые сварила женщина.

До самого вечера Пучеглазый с Плешивым болтались в окрестностях дома Костлявой. Повсюду рядом с домом были кучи хлама, который насобирал и рассортировал старик. В одной груде были холодильники, стиральные машины, рядом возвышалась, словно какая-то постройка, куча телевизоров и компьютеров, в месте, где он занимался сортировкой, валялись осколки стекла и куски железа. Стояли ящики с бутылками из-под пива, сочжу, колы, спрайта и других напитков, лежали связанные пачки картона, мелкие изделия из пластика лежали в ведрах и корытах, а крупные и похожие по форме лежали связанные вместе. Вечером приехал старьевщик на однотонном грузовике. Связанный хлам, лежащий в грузовике, возвышался над кузовом на высоту выше человеческого роста. Старьевщик — невысокий старик лет шестидесяти, лысый, с белой бородой — закупал хлам на свалке и отвозил его на перерабатывающий завод, вывозил электронику с сектора районного управления и сам ее сортировал. Сортировать электронику приходилось раз в несколько дней, и тогда по вечерам ему помогали в свое свободное время женщины и старики, живущие неподалеку.

После этого дня Пучеглазый втайне начал уважать Плешивого. Дети на свалке были абсолютно бесполезными существами, хуже ржавого железа. А с таким отсталым и запинающимся, как Плешивый, и вовсе никому не хотелось общаться. Такие дети были для взрослых просто обузой, болтающейся под ногами с утра до вечера. Пучеглазому почему-то казалось, что Плешивый только с виду такой простофиля, а на самом деле он очень глубокий и умный парень. Когда этот парнишка привел его в штаб, Пучеглазый был лишь слегка удивлен и думал, что такие ребята бывают в каждом дворе, но дом Костлявой его добил.

В заднем дворе дома Костлявой была не только маленькая площадка для разбора мусора. Там начинался лес, находившийся на западе треугольного Острова цветов. Деревья были большие и маленькие — ивы, вязы, тутовые деревья, леспедеца, шиповник, а за рекой росли мискант, рогоз и камыш, превышающие по размеру рост ребенка. Когда Плешивый сказал, что там, за лесом, есть брод, и можно как-нибудь туда сходить, он как-то нехорошо понизил голос и начал вращать глазами. Пучеглазому стало неспокойно на душе оттого, что они до самого вечера болтаются тут.

— Слушай, надо возвращаться. Нас искать будут.

— До захода солнца ничего, можно. Впрочем, сейчас, наверно, можно и пойти?

Плешивый вошел в дом попрощаться, Пучеглазый за ним. Из дома вдруг донеслись приглушенные звуки музыки, и ребята увидели, как женщина зашевелила плечами, обеими руками обхватила себя и затряслась. Плешивый быстро оглянулся, а женщина кивнула ему подбородком, стиснув зубы.

— Там, в комнате…

Слов не было, но Пучеглазый прекрасно знал эту мелодию. «Дурак и жадина, ты все спишь? Солнце уже встало, вставай скорей! Трам-пам-пам, трам-пам-пам». Женщина вдруг рухнула навзничь, раскидала руки-ноги в разные стороны и заметалась по полу. Ее глаза закатились и побелели, а изо рта, как у собаки, потекла пена. Плешивый ворвался в комнату, будильник уже не играл, а женщина все еще валялась по полу, стуча одеревеневшими ногами. Пучеглазый ужасно испугался и захотел сбежать и взял в руки ботинок.

— Что это с ней? — спросил он в ужасе, а Плешивый схватил сложенную пополам подушку, прижал горло хозяйки и спокойно наблюдал за припадком.

— Время пришло, хи-хи.

Плешивый даже не удивился, невозмутимо улыбался, как будто знал все о таких вещах. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем растрепанная женщина поднялась, села и посмотрела на ребят, как будто видела их впервые.

— Сегодня что-то рано, — шутливо проговорил Плешивый.

Пучеглазый не мог понять, о чем он, и смотрел то на мальчика, то на женщину. Наконец хозяйка узнала Плешивого и взглянула на Пучеглазого.

— Ты дядюшка собачек, а вот он кто?

— Брат это мой. На свалку свалился. А тетенька кто?

— Я бабушка ивы у брода.

— А что это бабушка так молода?

— Вообще, была невеста, но состарилась, и теперь бабушка.

— А сюда зачем пришла?

— Я телесная оболочка этой женщины. У нее так много забот, вот я и пришла помочь.

Плешивый переговаривался с женщиной как ни в чем не бывало, а у нее поменялись голос и выражение лица. Женщина натянула капюшон ветровки на голову и вышла во двор, Плешивый с Пучеглазым поспешили за ней. Видимо, догадавшись, что произошло, к ним навстречу, сняв перчатки, шел старик, разбиравший мусор на заднем дворе. Он протянул руки к дочери и стал гладить ее лицо, вытирать веки.

— Ведь так долго все было нормально, что это ты снова помешалась?

Женщина послушно ответила:

— Схожу в деревню.

— Да побудь ты дома. Поиграй с ребятами и собаками.

Дочь никак не отреагировала на его слова, будто не слышала, и побрела в сторону леса, размахивая руками. Плешивый с Пучеглазым последовали за ней. Старик окликнул их:

— Не дайте ей уйти далеко. Приведите домой до наступления темноты.

Щетинник и другая колючая трава хлестала их по коленям, а когда ребята добрались до места, где шелестел мис-кант высотой с человеческий рост, Пучеглазый остановился. Женщина уходила все дальше вперед, раздвигая траву обеими руками, и Плешивый так же следовал за ней.

— Куда она идет?

Услышав вопрос, Плешивый оглянулся.

— К броду. Туда не всякий может пройти.

Пучеглазый нехотя пошел за ними, пробираясь сквозь мискант, который хлестал его по лицу и лез в глаза. Появились высокие деревья, в тени леса проглядывали песочные дюны. Окруженное со всех сторон деревьями, показалось полуразрушенное большое строение без двери и с провалившейся черепицей на крыше, откуда свисали стебли гаоляна с кусками земли. Рядом стояло невысокое старое толстое дерево. Из его прогнившего ствола во все стороны пробивались зеленые ростки. Как потом рассказывал старьевщик, это большое строение было храмом Острова цветов, а многовековая ива — священным деревом. Здесь давно перестали проводить шаманские обряды, деревня вымерла, и храм развалился. Пучеглазый понял, что это место на закате еще прекраснее, чем штаб. Отсюда можно было наблюдать закат солнца, уходящего за холм на самом западе острова, любоваться течением