Кошмар мага - Мстислав Константинович Коган

человека — языка и глаз. Стоило мне об этом подумать, как руки существа, оканчивавшиеся самыми обычными пальцами, вновь протянулись к моему лицу. Впились в глазные впадины. Новая вспышка боли взорвалась прямо у меня в черепе. Мир моментально утонул в мутной, кровавой дымке. И… Я проснулся.

Тело само рванулось вверх. Рука уже выхватила кинжал из ножен и вытавила его прямо перед собой, пытаясь ткнуть остриём во врага. Во врага, которого не было. Тварь исчезла. Оставила после себя лишь легкую головную боль, да солоноватый привкус металла во рту. Вокруг были не бескрайние топи, а надёжные каменные стены нашей маленькой комнатушки на втором этаже барака. Рядом под одеялом ворочалась и сдавленно постанывала Айлин. Девушке тоже снился кошмар.

Внезапно послышалось лёгкое потрескивание. Я скосил взгляд на свою левую руку. Из кончиков её пальцев то и дело выстреливали бело-голубоватые молнии. Моё тело настолько привыкло к присутствию магии, что начало использовать её рефлекторно. Я прикрыл глаза и усилием воли рассеял скопившуюся в ладони энергию. Разогнал её по телу тёплой, пробуждающей волной. Спрятал кинжал обратно в ножны и откинулся на подушку.

Мысли путались. Часть из них всё ещё оседала обрывками ночного кошмара. Другая уже устремилась в день грядущий. В день, который должен был стать для нас «крайним» на большой земле. Или последним. А то нахватался, блин, от Бернарда суеверий.

Сделать предстояло немало. Утрясти все оставшиеся конфликты, раздать последние распоряжения, подогнать и набить вещмешки. Хотя-бы немного отдохнуть и привести себя в порядок перед тяжелой вылазкой. А ведь ещё эта встреча с храмовниками. И хрен знает, чем она закончится. Твою то мать…

Сквозь щель между неплотно прикрытых ставен первыми тусклыми лучами пробивался серый рассвет. Было совсем раннее утро. Однако со двора уже доносились резкие окрики команд, ржание лошадей и скрип тяжело груженых телег. Солдаты сенешаля покидали крепость. Границы урочища слишком близко подобрались к её стенам и оставаться в Раудхофе было слишком небезопасно. От тварей лезущих из разлома высокие стены ещё могли бы спасти, но вот от всего остального — вряд-ли.

Нашему каравану тоже предстоял переезд. По плану сенешаля мы должны были занять тот самый постоялый двор, на котором бандиты убили нашего человека. Вряд-ли хозяин будет от этого в восторге, но и выбор у него невелик. Сам же Сенешаль занимал дом «губернатора» — тому он всё равно уже без надобности, а гарнизон крепости частично переводили в казармы ополчения, а частично — в бывшее убежище когтя. Его солдаты зачистили от нечисти несколько дней тому назад. Все эти перемещения давали нам фору. Совсем небольшую, но её должно было хватить, чтобы добраться до башни. Хотя, как любили говорить местные, в урочище нет прямых путей…

— Твою мать, идиот косорукий! — со двора донёсся голос одного из сержантов сенешаля. Ему предшествовали грохот упавшего ящика и лязг железа, — Ты у меня, сука, всё это отмывать своим языком будешь! И хер выйдешь из оружейки пока не отполируешь до блеска!

— Вас понял…

— Господин сержант! Тебя в ополчении не учили, как нужно обращаться к старшему по званию

— Вас понял, господин сержант…

— Понабирали, блин долбоёбов…

Городское ополчение тоже было тут. Вернее то, что от него осталось. После недавнего строевого смотра командиры сенешаля разжаловали большую его часть в чернорабочие. Оно, в общем, и правильно. Ни духом, ни умениями эти люди не годились в солдаты. Так что теперь они таскали ящики, чистили конюшни, вывозили помои и делали другую чёрную работу для настоящей армии. Ну и для нас тоже. Раз уж всё обернулось так, что появилась возможность немного разгрузить моих парней, грех было не воспользоваться.

Айлин снова принялась ворочаться и глухо стонать во сне. Но теперь сквозь стоны иногда слышалось сдавленное, невнятное бормотание. Я замер. Прислушался.

«Нет… Нет, уйди… Прошу… Сгинь… Не приближайся…»

Кошмар входил в свою решающую фазу. Похоже настала пора её будить. Толку от такого сна всё равно не будет никакого. Только больная голова и трясущиеся поджилки.

Я осторожно коснулся плеча девушки. Та нервно вздрогнула. Сжала кулаки, но не открыла глаза. Лишь глухо простонала в ответ. Я потряс. Опять ничего. Лишь глухой, сдавленный стон. Я осторожно перевернул девушку на спину и собирался было осторожно шлёпнуть её по щеке, как вдруг её глаза открылись.

И в них была лишь бездонная, непроглядная тьма. Ни зрачка, ни радужки — только чернота. Я уже видел такое. Дважды. И ни разу это не предвещало ничего хорошего для тех, кто оказывался рядом. Тело среагировало быстрее, чем голова. Я подскочил. Навалился на неё сверху. Руки тут же вцепились в её запястья — вокруг кистей девушки уже начинала клубиться тьма. Айлин дёрнулась. Попыталась вырваться. Не получилось. Силы оказались не равны.

Внезапно девушка рванулась вперёд. Её руки плечи едва не вывернулись под неестественным углом. Зубы щёлкнули прямо у моего носа. Я невольно отпрянул, судорожно размышляя, что ещё можно сделать. Бить не хотелось. Но иного варианта привести её в чувство не просматривалось. Из ладоней девушки уже торчали призрачные, усеянные десятками мелких зубов пасти. Ещё несколько мгновений и они вцепятся мне в спину. Минута — и будут доедать мои ошмётки, размазанные по стенам комнаты.

Тело опять среагировало быстрее, чем в голову пришла мысль. Закрыло глаза, подалось вперёд и ударило. С размаху. Лоб в лоб. В голове яркой вспышкой боли взорвался сноп искр. Тело девушки обмякло. Глаза закрылись. Она откинулась на подушки и замерла.

Лишь на мгновение. Но и его хватило, чтобы меня прошиб холодный пот. Перестарался? Довёл до сотрясения? Или, может, вовсе… В животе всё похолодело. Я просто отказывался в это верить. Не мог допустить мысли, что всё закончилось вот так глупо. После всего того, что мы вместе…

Додумать мысль я не успел. Девушка глухо застонала и открыла глаза. Нормальные. Человеческие. Я невольно выдохнул. Отпустил её запястья, отодвинулся в сторону и откинулся на подушки. Мать вашу, ну и побудочка.

Айлин снова глухо застонала, затем осторожно коснулась лба, посреди которого уже начинал наливаться лиловый синяк. Закусила губу, но не смогла сдержать болезненный стон. Вопросительно посмотрела на меня. Я прикрыл глаза.

— У тебя опять это случилось.

— Приступ? — голос девушки нервно дрожал. Тяжелый, вязкий кошмар, перемешавшийся с болезненным пробуждением ещё не отпустил её.

— Угу, — кивнул я, тоже невольно потирая лоб. Похоже сегодня мы оба будем чрезвычайно «красивыми», — Надо бы что-то с этим уже сделать. Они становятся всё чаще и чаще.

— Еслиб я знала, что, — девушка тяжело