Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

Второпях добежав до сваленного на землю скарба, Алеш надел перчатки и достал отрез ткани, обмотать лицо. Тавин остановился поодаль, скрестив на груди руки. Ремеш несколько раз перевел взгляд от одного товарища к другому, уронил птицу в костер и замотал головой, бормоча:

– Да быть не может.

– Может, – буркнул Алеш, указав на сумку, в которой лежали путевые карты. – Придется сделать крюк через Залесье.

Савуш, владелец сумки, сдвинул брови.

– А если там уже кто-то болеет?

– Значит, Тавину повезло, и нас не прогонят вилами.

«Как поступили бы лекари Лукии Корсах».

Фабек подслушал однажды их разговор о чуме. В тридцать седьмом они все ошивались в предгорье: кто лечил, кто учил лечить, кто учился. Пузатый, которого Алеш звал Грушей, рассказывал, как к нему в полный господ чумной дом – «дом», потому что «бараки» для батраков, – привели каких-то людей с улицы и просили временно разместить. Груша ответил, что новички в своем запущенном состоянии рискуют навредить «идущим на поправку» пациентам. В конце концов умерли и те и другие, но Груша, конечно, не стал поминать дурное.

«Зато я об этом знаю благодаря записям его погибших коллег».

Мор тридцать седьмого, как и любая подобная напасть, выкосил плеяду хороших мастеров. Алеш работал в Рольне с молодым ученым, который пережил старую столицу, тщательно зафиксировав все там увиденное, и заразился от одного из последних больных. От его таланта осталась горстка пепла, закопанная под городской стеной, и стопка бумаги на полке в киртовском кабинете.

Алеш поделился этим переживанием с мастером Матеем в их последнюю встречу. Старик прокашлял горькую усмешку и сказал: «Вот как в нашем деле сложно найти товарища себе под стать. Я искал полжизни и не нашел. Видишь, пришлось воспитывать».

А сколько еще благородных розовых задниц он мог бы спасти, придумай Алеш лекарство от старости.

К полудню прямо-таки распогодилось. От этого стало еще противнее. Туман давно рассеялся, облака попрятались, и коварное солнце жгло прикрытые веки.

Изнутри жгло по другому поводу. В общем, по трем сразу. Во-первых, чтоб его, Тавин. Во-вторых, очередная заминка. В-третьих, крюк через земли почившего Ульрика Раске, чьи многочисленные незаконные отпрыски стекались теперь в подаренный владыкой замок, от которого Корсахи по неизвестной причине когда-то наотрез отказались.

«Среди этих отпрысков – Нора Острава».

Впрочем, деревня Залесье от одноименного замка находилась на почтительном расстоянии, так что Алеш надеялся избежать неприятностей.

Разумеется, в конечном итоге он погрузился в них с головой.

На первом же, ближайшем к краю селения доме кто-то начертил мелом большую чумную метку. Савуш предложил спешиться, вызвался отвести за околицу лошадей и подождать там с ними. Алеш мысль одобрил. Тавин коротко и навсегда простился со своим конем.

Они с Ремешем тоже закрыли лица и руки и по отметинам, как по указателям, дошли до центра деревни, где за плетеной изгородью, у большого дома в два этажа, стоял вытянутый старый амбар. На его настежь открытых дверях белели десятки маленьких меток.

На входе их остановил старый батрак с женским платком на мокром от пота лице и спросил:

– Что, все трое?

– Только я, – откликнулся Тавин.

Батрак хрипло выругался под нос и ткнул пальцем в ближайшую свободную койку.

Таких оказалось мало – всего две или три на несколько плотных рядов. С занятых свисали изъязвленные руки и окровавленные края простыней.

«Снова, и снова, и снова».

Оставив Тавина под присмотром Ремеша – или, вернее, Ремеша под присмотром Тавина, потому что гвардеец более спокойно воспринял столь резкую смену обстановки, – Алеш догнал суетливого батрака.

– Кто здесь главный?

– Тебе-то что? – буркнул тот, достав из-под койки полное жестяное ведро. – Уносил бы ноги.

– Я задал вопрос.

Батрак сморщил лоб и досадливо махнул рукой.

– Ух, Уклейка, Уклейка, – разворчался он, уходя, – ни минуты покоя.

«А ты удивлен? Это, похоже, первая твоя чумная лечебница».

Ремеш сложил пополам пустой лежак и присел на хлипкую деревянную раму. Позади него вытряхивал сапог Тавин, напротив спал взлохмаченный старик. Алеш подошел поближе, пригляделся и сказал:

– Только что. Можешь понаблюдать, как тело коченеет.

Дубский поднял на него огромные глаза, потом посмотрел прямо перед собой, вздохнул и вдруг подскочил с места. Сопровождаемая вредным товарищем, к ним неумолимо приближалась женщина в натянутой до самых глаз полотняной маске.

– Вот они, – прокомментировал батрак. – Уходить отказались.

Знахарка, сгорбившись, почесала плечом унизанное кольцами ухо и вопросительно кивнула. Дубский прочистил горло.

– Это мастер Алеш, – с сомнением в голосе представил Ремеш. – Он лекарь.

Женщина глухо фыркнула из-под маски.

– Радость-то какая, – безрадостно произнесла она. – Ты мне поможешь или так и будешь глазеть, а, лекарь?

Алеш поймал себя на том, что в самом деле уставился на знахарку, как баран, – три круглых золотых серьги, поблескивающих у кончика ее левой брови, замкнули на себе все его внимание.

«Чем дальше на восток, тем страннее мода».

Однако мода тут оказалась ни при чем. Алеш позже понял, что Уклейка во всем, включая подбор украшений, совершенно себе на уме.

Он указал ей на Тавина и принялся обрисовывать ситуацию, а она, пока слушала, перетирала руками в толстых перчатках травы для припарок. Потом, заинтересованно кивая, налепила их на гвардейца, свистнула, взяла из рук примчавшегося батрака кувшин и напоила больного чем-то очень горячим.

– Ох и гадость, – пожаловался Тавин, сморщившись.

«Значит, подействует. Я на это надеюсь».

Батрак умчался, по всей вероятности, обратно к жаркому очагу. Знахарка сунула Алешу почти до краев наполненный кувшин и торопливым жестом указала вдоль длинного ряда коек.

– У вас тут труп, – осторожно напомнил Дубский.

– Не «у вас», а «у нас», – мрачно поправил Алеш.

– Подвиньтесь, – велела Уклейка и прозвенела между ними серьгами, торопясь на чей-то тихий зов.

Батрак вернулся со здоровым помощником, и они вдвоем вынесли из амбара мертвого старика.

Ремеш выпучил глаза на крынку со снадобьем, перекочевавшую к нему в руки, но быстро сориентировался и вскоре догнал мастера у постели чернявого подростка с потрескавшимися губами. На них высыпали – и внутри, и снаружи – мелкие красные точки. У тех, кого Алеш успел обойти, были привычные язвы, но сыпь – только здесь.

– Вы из-за этого? – спросил подмастерье, покачнувшись и едва не ткнув больному пальцем в лицо.

– У меня есть имя, – обиделся юнец.

«И силы обижаться. Может, даже выкарабкаешься».

– Это называется аллергия, – объяснил Алеш, указав на высыпания, – и ничем не лечится, кроме осторожности. Чем тебя кормят?

– Бульоном, – простонал больной, – и овощами пареными иногда.

«Красота».

– Сыпь когда появилась?

– Не знаю.

– Не суть, – вздохнул Алеш и