Господарь Смоленский - Сим Симович

— Меня, — просто ответил Фридрих. — Это слишком важно, чтобы доверять другим.

— Но ведь у вас дела в Сицилии, проблемы с папой...

— Сицилия подождёт. А с папой... — император усмехнулся. — Совместный поход против общего врага может даже улучшить наши отношения.

Петрус отложил перо:

— Позволю себе вопрос, государь. А если этот Виктор действительно так силён, как говорят донесения? Если он и правда владеет сверхъестественными способностями?

Фридрих долго смотрел в огонь камина. Языки пламени плясали, отбрасывая причудливые тени на стены кабинета.

— Знаешь, Петрус, я много думал об этом. И пришёл к выводу: неважно, магия это или наука. Неважно, чародей он или просто гений. Важно одно — он угрожает тому миру, который мы знаем.

— В каком смысле, государь?

— В самом прямом. Веками Европа жила по определённым правилам. Император на западе, папа в Риме, короли в своих землях, народы на своих местах. А этот русский всё переворачивает. У него поляк может стать воеводой, а немец — простым воином. У него католик и православный равны перед законом. Это... это новый мир, Петрус.

Канцлер пытался понять мысль императора:

— И этот новый мир плох?

— Для нас — да, — честно ответил Фридрих. — Для нас, императоров и королей, он смертелен. Потому что в нём власть принадлежит не тому, кто родился на троне, а тому, кто способен править. И это самая страшная угроза из всех возможных.

В кабинете повисла тишина. За окном продолжала выть метель, но здесь, у камина, было тепло и тихо.

— Всё-таки, — сказал наконец Петрус, — может быть, стоит попробовать переговоры? Вдруг он согласится на компромисс?

Фридрих покачал головой:

— Нет, мой друг. С такими людьми не договариваются. Их либо побеждают, либо... — он не закончил фразу.

— Либо что, государь?

— Либо они побеждают тебя. И тогда твой мир исчезает навсегда.

Император встал и подошёл к окну. Метель утихала, сквозь тучи пробивались первые лучи солнца.

— Начинай подготовку, Петрус. Рассылай гонцов, собирай союзников, считай деньги. Будущей весной мы идём на восток. Либо я сломаю эту новую державу, либо она сломает всё, что мы знали и любили.

Канцлер поклонился и направился к двери. На пороге он обернулся:

— Государь, а если мы проиграем?

Фридрих долго смотрел на догорающие угли в камине:

— Тогда, Петрус, наступит другая эпоха. Эпоха, в которой для таких, как мы, не найдётся места.

Когда канцлер удалился, император остался один. Он снова взял донесение о русском князе и перечитал его внимательно. Между строк читалось восхищение разведчика перед противником.

*«...Его держава не похожа ни на что виденное прежде. Здесь нет угнетённых народов, нет голодающих крестьян, нет бунтующих городов. Все работают, все довольны, все готовы сражаться за своего правителя. Это не империя, построенная на страхе, а государство, основанное на справедливости...»*

— Справедливость, — пробормотал Фридрих. — Красивое слово. Но что оно значит для императора?

Он встал и прошёл к зеркалу. Отражение показывало ему немолодого человека с усталыми глазами и седыми висками. Человека, который правил полвека и устал от этого бремени.

— Может быть, Петрус прав, — сказал он своему отражению. — Может быть, стоит попробовать договориться. Два великих правителя, два мудрых человека — неужели не найдут общий язык?