Фантастика 2025-185 - Дмитрий Львович Казаков

и с удовольствием вас послушаю!». «О чём он там тарахтел?» — шёпотом спросила я соседку, скромно потупив глазки и послушно вставая. — «О гипотезах появления человека и истории развития человечества…» — также шёпотом отозвалась та, глядя на меня с интересом: как, мол, ты вывернешься, малолетка-всезнайка? И я выдала этому надутому индюку — всё, по полной программе!

Мэй улыбнулась, зримо представив себе всю эту картину, а Серпента продолжала:

— Я рассказала об австралопитеках и синантропах, о неандертальцах и о «снежном человеке», о генетическом родстве всех людей на Земле, о теории Дарвина и о поисках «недостающего звена» — словом, изложила всё, что имелось на эту тему в печатных и сетевых публикациях, — понятное дело, вкратце. Этот тип обалдел, а меня понесло на волне мстительного удовлетворения. И я выдала: «Всё это чушь, господин профессор, и на самом деле всё было совсем не так. Правда, наблюдая некоторых представителей так называемых homo sapiens, — точнее, подавляющее большинство из них, — невольно приходишь к выводу о правоте Чарльза Дарвина: человек очень недалеко ушёл от обезьяны, причём даже трудно сказать, в лучшую или в худшую сторону».

Конечно, разразился скандал. Нет, преподаватель оказался достаточно воспитан и сдержан — он не стал устраивать разборки тут же, на глазах изумлённой публики. Чуял, что может оказаться далеко не в самой выигрышной позиции… Он пожаловался в ректорат, меня вызвали. Дело принимало скверный оборот — мною теперь мог заинтересоваться кто угодно, от врачей-психиатров до… до уже известных тебе Попечителей.

— Это в Англии-то? Ведь они же…

— А чему ты удивляешься? Попечители — то есть Правители — распустили щупальца по всему миру. Думаешь, все воспитанники Приютов — исключительно уроженцы этой страны? Как бы не так! Например, тот рыжий парнишка — он из Европы. В общем, я поняла, что вляпалась. Надо было как-то выкручиваться, но тут пришло известие из дома. Страшное известие…

— Твой отец? Он…

— Его убили, сестрёнка Мэй. Застрелили из снайперской винтовки на террасе нашего дома. Во время ужина — прямо на глазах у матери. Он только-только открыл с лёгким хлопком бутылку вина, и упал лицом на стол. Отец опрокинул бутылочку с кетчупом, и мать не сразу поняла, что за красная жидкость забрызгала скатерть…

Серпента замолчала. В глазах её металось тёмное пламя, и Мэй не решалась спросить: «А что было дальше?»

— Я примчалась домой. Были проблемы с билетами, но я решила их нашим способом — магией. Я уже многое умела, только не применяла на практике. А теперь — применила.

Я не узнала мать — она в одночасье постарела на много-много лет. Отец был для неё солнечным лучом, а она — она была солнечным зайчиком, светом этого луча, отражённым зеркальцем нашей семьи. И вот этот лучик погас… Когда я увидела мать, я тут же поняла, что она проживёт недолго. Так и случилось — я похоронила её через месяц.

Налетели адвокаты, якобы наследники, страховые агенты и прочая разнокалиберная сволочь, норовящая захапать опекунство надо мной и самое главное — над моей завидной недвижимостью: я ведь была ещё несовершеннолетняя. Но я уже знала, что делать — когда читаешь мысли этих обезьяноподобных, не так сложно найти их слабые места и выход из любой ситуации. Один даже порывался предложить мне руку и сердце, и очень удивился, когда я наотрез отвергла это завидное, с его точки зрения, предложение. Они думали, что имеют дело с глупенькой девчонкой, а на самом-то деле… — и Серпента погладила пальцами крошечную змеиную головку на ожерелье. — Смерть отца разделила мою жизнь на «до» и «после» — умерла взбалмошная девочка-индиго и родилась женщина по имени Серпента.

После смерти матери меня ничто больше не держало в той стране, где я родилась. Ничто, кроме мести.

— И ты…

— Да. Я отомстила. Мать успела рассказать мне кое-что о той фирме, где работал отец, — о той первой фирме. И она сказала мне, что отец всю жизнь чего-то опасался, причём он боялся не столько за себя, сколько за нас с матерью. Я не стала обращаться к властям — я знала, что они ничего и никого не найдут. Прав тот, у кого больше денег; тот, кто может нанять наёмного убийцу, оставаясь при этом в густой тени. Но я уже очень многое знала и умела — пришло время применить это моё знание и умение.

Я нашла киллера — отследила его по тонкоматериальным отпечаткам. Я долго кружила вокруг него — осторожно, чтобы не спугнуть. Он не знал меня в лицо, но до него вполне могли дойти слухи о дочери убитого им человека.

Мы познакомились в ночном клубе — среди похотливых лиц, похотливых мыслей и похотливых аур обезьяноподобных. Убийца быстро клюнул на меня — мне даже не пришлось приманивать его магией. Это было несложно… Правда, когда я просмотрела его мысли и увидела, с каким смаком он предвкушает, как будет иметь меня во всех ракурсах и во все дырки, мне захотелось тут же оторвать ему голову — я знала, что смогу это сделать. Но мне надо было не просто убить тупого исполнителя — мне нужно было узнать, кто отдал приказ.

Конечно, я не могла привести его к себе — киллер узнал бы место. Мы пошли в отель и сняли номер. Как только мы оказались в апартаментах, он тут же начал лапать меня своими потными руками и тащить на постель…

«Я тоже знаю, что такое потные руки на моём теле, — подумала Мэй, вспомнив отчима, — и что такое запах перегара, бьющий тебе в лицо…»

— …и тогда я его обездвижила. Он лежал на кровати бревном, не понимая, почему тело перестало его слушаться. А я — я счистила с него всю одежду и брызнула ему на грудь яда.

— Яда?

Вместо ответа Серпента чуть подалась вперёд и поднесла к земле сложенные щепотью пальцы. Она чуть прикрыла глаза, и из-под её пальцев брызнула тонкая янтарная струйка. Травинки, на которые попали жёлтые капли, мгновенно пожухли, рассыпаясь в пыль, — по земле расползлось чёрное пятно размером с ладонь.

— Разрушительная субстанция, — пояснила Серпента, — или, если хочешь, заклятье. Привыкай к магическим терминам, сестрёнка Мэй. Живая органика при соприкосновении с этим «ядом» растворяется — мне надо лишь подпитывать заклятье энергией, чтобы процесс не прерывался.

Яд растёкся плёнкой по всему телу убийцы. Он не мог шевельнуться, не мог закричать, — но боль чувствовал: я видела это по его глазам и по его корчащейся ауре. И я упивалась его болью, и мне было сладко! — голос