"Фантастика 2025-41". Компиляция. Книги 1-43 - Дмитрий Яковлевич Парсиев

рай — самое прекрасное место, где он когда-либо бывал. И он решил, что во что бы то ни стало, он должен защитить этот островок покоя и радости. Он ведь всю жизнь защищал кого-то и по-другому просто не мог. Видимо, защита стала для него основой, и тем проявлением любви и заботы к любому проявлению прекрасного в мире.

Тогда он стал изучать, как устроен этот рай, чтобы при случае построить оборону. И вот он шёл по лесу и увидел прекраснейшую оленицу, такую красивую, что он таких никогда в жизни не видел.

— Лань, — поправил я, но Гадюкин, едва заметно поморщившись, продолжил, даже не запнувшись.

— Она стояла посреди поля, пощипывала травку и поглядывала по сторонам, будто ожидая чего-то. Когда появился герой, она вздрогнула, но поняв, что перед ней человек, ради которого это место существовало, успокоилась и снова начала щипать травку.

«Интересно, — подумал герой, — чего же она боится? Видимо, её поджидает какая-то угроза». В следующий миг на поляну вышел огромный медведь, лоснящийся, бугрящийся мышцами. Он потянул носом воздух. Олениха, увидев медведя, напряглась, ей было очень страшно, но она прикрыла глаза и осталась на месте. И тогда медведь бросился прямо на эту олениху.

Герой, как вы понимаете, не мог стоять в стороне. Медведь был силён, полон силы и энергии. Герой тоже ему не уступал. К тому же у него был опыт множества битв с противниками куда более сильными, чем он сам. В итоге медведь был повержен. Олениха спасена, а в окружающем мире вновь настал мир и покой. Вот только отчего-то олениха, видя героя, плакала. По её морде катились огромные слёзы. Глаза у неё были печальные-печальные. Она упала на землю и разрыдалась будто девушка.

Гадюкин сделал паузу, выжидательно глядя на меня.

— Я не совсем понимаю суть вашей притчи. На что же вы намекаете? — произнёс я.

— Притча ещё не закончена, но у неё есть промежуточный смысл. Видите ли, олениха должна была умереть. Так уж заведено, что сильный жрёт слабого. Я думал, отец вам рассказывал эту притчу.

— Нет, отец мне эту притчу не рассказывал. Что же касается вашего толстого намёка: Вы, как я понимаю, считаете, что вы сильны и способны меня сожрать? — глядя прямо ему в глаза, спросил я.

— Ну к чему же так грубо выражаться? Ничего подобного я не хотел бы сказать. Всего лишь напомнить о порядке вещей, который давно принят…

— То есть вы считаете, что в мире, где есть сильные и слабые, сильному всегда можно жрать слабого? — нехорошо улыбнулся я. — А вы не допускаете мысль, что на самом деле слабый — вы, а силён — я? Что если вы этакий король кроликов, который решил показать врагу его место и пригласил льва к себе в норку? Об этом вы не задумались?

Гадюкин в очередной раз дёрнул глазом. Ему явно переставало нравиться то, куда зашла наша беседа. Но приличия, заложником которых он являлся, не позволяли ему прогнать меня из своего дома.

— Может, тогда закончите вашу притчу? — предложил я, дабы не затягивать паузу.

— Да, уже закончу, — кивнул Гадюкин. — Дело было в том, что рай этот был создан специально для героя, чтобы ему больше не нужно было никого защищать, а для этого было необходимо соблюсти баланс. Звери сами решали, как им жить, как действовать и как сделать лучшее место для этого героя. Медведи договорились с оленями, что олени сами будут отдавать одну прекрасную олениху, которая будет кормом для медведей. Хищники будут сыты, а олени смогут жить спокойно, не боясь ничего. Олени между собой тоже решили, что отдавать самую прекрасную олениху разумно. Это прекрасное решение, чтобы среди оленей-самцов не было распрей, что у кого-то будет такая красавица. В то время как оленихи не будут завидовать красоте будущей жертвы, ведь цена её красоты — смерть. И самая красивая олениха будет знать, что хоть она красивая, но это не привилегия, а бремя и ответственность, которую наложила на неё природа, чтобы сохранить свой род. Любопытно, не правда ли?

— Какая-то глупая у них вышла система, — не смог удержаться я.

— Да, быть может, она глупа и ущербна, но это был их уклад. Любая система лучше бессистемности, а главное она работала, была выстроена и всех устраивала, пока не пришёл герой. Я не буду ходить вокруг да около. Притча закончилась тем, что звери, населявшие рай, попросту прогнали героя. Даже несмотря на то, что рай был создан специально для него. Придя в идеальный мир, он принялся его изменять — лезть в устоявшуюся систему, которая могла бы сделать счастливыми всех: и героя, и живущих там зверей.

— Я не хотел бы угадывать к каким выводам вы хотите меня подвести, поэтому капитулирую, и готов выслушать вашу мудрость, — произнёс я.

Гадюкин, впервые за всю нашу встречу, изобразил нечто отдалённо похожее на искреннюю улыбку.

— Видите ли, в нашей империи, есть всем понятная иерархия. Есть бароны, есть графы, есть князья, великие князья и есть император. Каким бы я ни был сильным, приди я к императору и начни вести себя точно так же, как вы сейчас позволяете себе, скорее всего, я был бы убит или изгнан. Просто потому, что император по иерархии куда выше. И так сложились правила, что я должен подчиняться императору. Кто я такой, чтобы расшатывать давно устоявшуюся систему, по которой живут миллионы людей. Есть целый ворох баронов, служащих мне, есть слуги, которые подчиняются мне. И для них я господин, а для меня господин — император. А для императора Бог — господин. И так заведено. И если какой-то слуга начнёт мне диктовать правила и говорить о том, как надо действовать, ему следует указать на ошибку, иначе система сломается и наступит анархия.

— То есть вы пригласили меня к себе, чтобы указать мне моё место? — ехидно улыбнулся я.

— Вы склонны выражаться очень грубо. Можно и так сказать, если выражаться вашим варварским грубым языком, но я бы назвал это подсказкой. Я пригласил вас, что подсказать, что вы ведёте себя неподобающе, дабы вы не создали себе же проблем.

— Пусть так, — покивал я. — Но не думаю, что император придёт к вам домой и будет вам указывать, как обращаться со своими слугами, или как распоряжаться своим имуществом, или как жить