Я, Великий И Ужасный - Изяслав Кацман

"незаконным репрессиям". С исполнителями воли Солнцеликой и Духами Хранимой то всё просто — не велики сошки. Одним пару-тройку лет "улагу", других перевести в Тинсок или Кесу с понижением в должности, ну а кто сильно "отличился" — показательно казнить. О предстоящем же неприятном разговоре с Рами я старался не думать.

Я молчал, вопрошающе глядя в глаза своей перьеплащеносной подруги. Официальное облачение правителей Пеу топорщилось у неё за спиной, придавая в сочетании с кругленьким личиком и большими глазами вид совёнка. Несчастного, нужно сказать, совёнка, ожидающего трёпки от…. Интересно, я со своим носом, довольно тонким и выступающим, в сравнении с папуасскими, на орла или какого сокола тяну? В общем, самодержица острова с испуганно-виноватым видом стояла в предчувствии громов и молний с моей стороны.

А чего ещё ждать, когда официальная и торжественная встреча Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками с верным Сонаваралингой-таки, пропадавшим столько времени в заморских землях, быстро переросла в предъявление обвинений в адрес одиозных личностей из окружения повелительницы и моментальный их арест.

Наконец я не выдержал и спросил: "Что ты можешь сказать про те убийства, которые творились твоим именем, Рами, в моё отсутствие?" Солнцеликая шмыгнула носом и… разревелась, уткнувшись мне в грудь. Сквозь всхлипывания удавалось разобрать: "Я боялась… за себя… за детей… Тебя так долго не было…" В общем, мне только и оставалось гладить тэми по курчавой головёнке и успокаивающе бормотать, что, дескать, больше я никуда от неё ни на шаг.

Выяснение отношений с моим чертёнком, как ни странно, ничем страшным или тягостным не обернулось. В отличие от наказания причастных. Точнее, одного, самого запятнанного кровью. Вот не любил я никогда Кирхита, несмотря на его явную пользу в качестве инструктора для "макак" и регоев, а как дошло дело до возможности избавиться от толстяка обычным для этого мира способом — какую-то жалость даже испытываю к наёмнику. Ведь жил себе человек, зарабатывал свой нелёгкий хлеб "солдата удачи", сношал всё, что шевелится, пил кислое вино, и не повезло — оказался в неудачное время подле перетрухавшей за себя и малолетних детей правительницы дикого острова, навалив по её приказу кучу трупов, и теперь все, буквально все, жаждут его крови.

И ведь, как назло, самый удобный кандидат в "козлы отпущения": мало того, что практически всех серьёзных людей, казнённых за эти месяцы, считай, собственноручно по Тропе Духов отправил, так ещё и чужак, за которым не будет никаких кровников. В общем, ничего личного, голая политика. Так что в команде иностранных военных специалистов на одного меньше….

Впрочем, очень скоро мне стало не до мыслей о государственных делах: Раминаганива всё никак не успокаивалась, уткнувшись в грудь, а тут ещё определённая часть моего организма повела себя совершенно безответственным и пошлым, хотя и вполне предсказуемым, образом. Солнцеликая и Духами Хранимая, продолжая орошать слезами отсутствующую жилетку, среагировала на несоответствующее ситуации шевеление в районе набедренной повязки автоматически. Реветь-то она довольно скоро прекратила, но сказать, что хижина, где мы уединились для "серьёзного разговора", являлась в течение ближайшего времени средоточием тишины и покоя, язык бы ни у кого не повернулся.

"Негодяи, обманувшие всеми нами обожаемую и безмерно почитаемую повелительницу", понуро стояли на земле у помоста, изредка бросая настороженные взгляды, прямо как в песне "искоса, низко голову наклоня", на Рами, восседающую на своём троне и стоящих рядом с типулу-таками "солидных и разумных мужей", несколько поубавившихся в числе. Я же занимал своё обычное при официозных мероприятиях место — справа и на полшага впереди от Солнцеликой и Духами Хранимой. Кинумирегуй зычным голосом перечислял список прегрешений обвиняемых, творивших беззаконие именем всеми нами обожаемой и почитаемой повелительницы. Наконец он закончил.

Наступила недобрая тишина: сотни столичных обитателей, теснившихся за двойной шеренгой "макак" и регоев, отделяющих пятачок с "негодяями" от толпы зевак, с нетерпением ждали вердикта правительницы Пеу.

Настроение было препаршивейшее: вместо нормального правосудия устроили какой-то фарс, в духе сталинских судилищ над "врагами народа", когда и следствие, и сами подсудимые понимают, натянутость и абсурдность обвинений. А чего ещё остаётся делать: "Жена цезаря должна быть вне подозрений". У нас же "жена" сама "цезарем" является. Вот и пришлось в течение двух дней работать с участниками расправ над "сильными мужами", вбивая в их головы нехитрую мысль: только добросовестное сотрудничество со следствием способно облегчить их участь. Проще всего, как ни странно, оказалось с Кирхитом. Тому доходчиво объяснили, что всё равно он не жилец, и остаётся выбирать только какой будет смерть: быстрой и лёгкой или медленной и мучительной. Немного подумав, тузтец согласился: "Ладно, подтвержу всё, что скажете на вашем суде. Только чтобы действительно быстро". Остальным — Вахаку и десятку бойцов из его отряда, разжёвывать, что к чему, пришлось несколько дольше. Но и "макаки", поставленные перед выбором — или подтвердить, что толстяк-чужеземец, прикрываясь именем Солнцеликой и Духами Хранимой, совершал убийства почтенных мужей Текока и Тенука, вовлекая обманом в свои дела и их, ничего не подозревающих, или же сказать, как было на самом деле, и принять смерть за клевету на нашу правительницу.

Мне пришлось, правда, пообещать лично урегулировать все вопросы с духами, богами и прочими сущностями, именами которых подсудимые будут клясться на публике. Только после этого "макаки" согласись говорить то, что нужно.

— Какое наказание Разумные и Солидные Мужи полагают необходимым чужеземцу Кирикиту? — спросила, наконец, Раминаганива, нарушив затянувшуюся тишину.

— Негодяй, погубивший достойных мужей, обманувший всех, включая и нашу повелительницу. Оскорбивший Солнцеликую и Духами Хранимую типулу-таками тем, что говорил и действовал от её имени. Заслуживает смерти — сказал Ванимуй.

— Смерть — поддержал хонца его сосед слева.

— Смерть.

— Смерть.

— Смерть! — с небольшой запинкой подытожила Рами высказывания членов совета. И тут же добавила — Какое наказание следует назначить "олени" Вахаку?

— Он повинен в убийстве двух сильных мужей — напомнил Кинумирегуй.

— Но сделал это по приказу чужеземца, который говорил всем, что действует именем Солнцеликой и Духами Хранимой — сказал Локуримуй, представляющий ласунгского таки.

— Всё равно на Вахаку и прочих из "пану макаки", которые помогали Кирихиту творить бесчинства, лежит вина — вмешиваюсь я — Не такая большая, как на чужеземце, конечно. Потому думаю, что достаточным наказанием Вахаку за его доверчивость будет год улагу. На этот срок лишаю его своей властью как "пану олени" братства "пану макаки" должности "олени". Но из нашего братства его не изгоняю. Через год же совет "олени" и сотников "пану макаки" примет решение — поставить ли вновь Вахаку "олени" или же оставить в рядовых бойцах. Остальным