Обратный отсчет: Равнина - Токацин

— Я ничего не говорю. Это Альгот, — Вепуат пожал плечами. — Ты лучше сам скажи, на что оно годится. Для одежды сойдёт? Трос для атомной станции, наверное, не сделаешь…

Гедимин скрутил ещё одну нитку и растянул между двумя руками.

— А кто его знает…

Порвать волокна он не успел — дверь склада открылась, пропуская светящийся силуэт. Грива и уши Кут’тайри превратились в белое пламя. Жрец отошёл от двери, переводя взгляд с одного сармата на другого — и рухнул на колени, чуть ли не уткнувшись макушкой в пол. Гедимин вздрогнул.

— Хвала вам, открывающим ворота! Хвала вам, разжигающим огонь из пепла!

— Кут’тайри! — Вепуат сердито фыркнул. — Просил же при Гедимине так не делать!

«Что это существо опять…» — пронеслось в мозгу сармата, и он быстро огляделся по сторонам. Инструменты кузнецов и стеклодувов были на месте, на поддоне горкой лежала «смальта», а рядом с ней, на драной шкурке, — частично отполированная линза. «Печи целы, инструмент тоже…»

— Тот, кто разжёг пепел Теккеха и Хафси, заслужил почести, — отозвался Кут’тайри, оставаясь на полу. — Это тебе, прошедшему с ним только полпути, они тяжелы. Хеттийиррн достоин, чтобы его помнили вечно. Чтобы жрецы пели в его честь.

«А, вот оно что… Ясно,» — Гедимин досадливо сощурился. «И он, естественно, в курсе. Странно только, что не разнёс новость по всему лагерю.»

— Давно общался со своими? — спросил он. — Что там, в Теккехе? Всем хватило места и пищи?

— Мастер-литейщик Тайсутту отправился в Теккех, — ответил жрец, поднимаясь на ноги и складывая руки в почтительном жесте. — Городские печи повреждены, но скоро их разожгут. Тебе, мастер Хетпу, просят передать — семена проросли, не считая семнадцати негодных. В дни Пустоты о таком не слыхали!

Гедимин неуверенно хмыкнул, глядя на довольную ухмылку Вепуата.

— Ты сказал — ремонтировать печи? А как же влияние этих… дней Пустоты? Или это не зачтётся как строительство? — он покосился на свой скафандр. Сейчас все щитки выглядели гладкими, совершенно новыми, но сармат помнил, где и что раскалывалось и разбрызгивалось. «Местный сопромат сложнее, чем казалось, — или я рано наделал выводов? И дело было в глупых совпадениях?»

— Пустота под рукой владыки Ук-кута, — отозвался жрец, глядя на Гедимина с недоумением. — По его воле и твоему слову она отпустила Теккех и Хафси. И он не приказывал ей возвращаться. Не тревожься, мастер Хеттийиррн. Сэта — не безумцы, они знают законы богов.

Гедимин слегка сузил глаза — в последней фразе ему померещилась подначка.

— Ну, всякой им удачи, — буркнул он. — И Тайсутту тоже. А что Ут’таркех? Не обиделся, что послали не его?

Кут’тайри едва заметно улыбнулся.

— Мастер Ут’таркех знает, что всех почестей не соберёшь. Под его рукой сейчас печи в литейнях Хафси. Он спрашивал, может ли нанести знак Пламени на них, — благоволит ли Пламя к Хафси?

Гедимин поспешно кивнул.

— Пусть наносит. И на печи, и на всё остальное… Кут’тайри! — в голове промелькнула неожиданная мысль, и сармат поймал её за хвост. — А ты ведь тоже жрец Пламени. Поговори с вождями Хафси. Город надо бы благословить. А когда мы туда попадём — неизвестно. Сходил бы, провёл ритуал. Может, пошло бы на пользу.

Сэта, в изумлении приоткрыв пасть, перевёл взгляд на Вепуата. Тот хрюкнул было в респиратор, но тут же закрыл маску двумя руками и кивнул несколько раз подряд.

— Если что, я только за. Как закончатся плохие дни, сходим все втроём в бункер… в дом Пламени. Возьмёшь у него благословения для Хафси. Вождей мы, если что, уговорим. Правда же — нехорошо бросать город без помощи!

Он успел поймать Кут’тайри за плечо — жрец порывался снова растянуться на полу. Из гуманоидной формы во все стороны лезли языки огня. Пламя было светло-жёлтым, почти белым.

… — Надеюсь, оно согласится, — пробормотал Вепуат, глядя на реакторный бункер. Вспышки над холмом становились всё реже — ливень стихал. На восточном склоне булькало — Альгот с лаборантами переливали собранные реактивы в стеклянные ёмкости. Гедимин косился на них и думал, что теперь знает, куда делась большая часть шихты, — но почему нельзя было предупредить его перед тем, как её брать⁈

— Хафси и Куттуш, — пробормотал Вепуат, переводя взгляд на горячий цех. — И Куттуш тоже. Может, это поправит ему репутацию. Но с вождями надо будет поговорить.

В низине кто-то пронзительно взвизгнул, и Гедимин вздрогнул всем телом и повернулся на звук. К воплям аборигенов он привык, но в этом крике слышалось что-то тревожное. Взвизгнули ещё раз; теперь вздрогнул Вепуат.

— Что-то там не то, — пробормотал он, и его глаза потемнели. — Надо выяснить…

…Бронна поддерживали с двух сторон — и всё равно он шатался и норовил обмякнуть. Изо рта свисала нитка чёрной слюны. Из-под побагровевших век вытекало что-то маслянистое. Он шевельнулся, приоткрыл рот — и мучительно закашлялся. В подставленную миску закапали мелкие тёмные сгустки.

— Дышал? Чем? — отрывисто спросил Вепуат, направляя на раненого сигма-сканер. Ответили все сразу — кроме Бронна, сплёвывающего разбавленную кровь. Его снова повело вбок; Гедимин видел побелевшую кожу вокруг глаз и чёрные дёсны. В общем верещании еле-еле удалось разобрать что-то про оконные затычки. Сармат оглянулся и увидел на стене маслянистые потёки.

… — Образец… — пробормотал Гедимин, показывая Вепуату пробирку. Тот едва на неё взглянул, что-то буркнул и снова зазвенел ампулами. Бронна пристроили полусидя на свёрнутые подстилки; он шумно, хрипло дышал, но глаза не открывались.

— Древесный жир, — пропищали сбоку. — И в глаза, и в рот. Он выпил столько, и столько же вышло.

— Ясно, — отозвался Вепуат, прижимая оголённый палец к шее Бронна. Голова бессильно качнулась, и всё тело едва не завалилось набок. «Без сознания,» — думал Гедимин, глядя на забинтованные кисти с торчащими когтями. Вепуат, накладывая повязки на свежие ожоги, всё время щупал пульс