Охота на "Черный аист" - Артём Март

— Ну, как игра идет? — Спросил я, глянув Симонову в глаза.

Лицо Симонова потемнело. Он едва заметно скривился, а потом бросил:

— Идет.

При этом сказал он это слово так, будто во рту у него был какой-то мерзкий привкус, от которого старший сержант поскорее хотел избавиться.

После нашей драки с Симоновым старший сержант как-то старался меня избегать. С остальными танкистами у меня были нормальные, вполне себе обычные отношения. А вот Симонов затаил на меня злобу.

Теперь он не решался цепляться ко мне в открытую, но всегда поглядывал с неприязнью. Очень часто, если мы встречались, я чувствовал на себя его колкие взгляды. Правда, я не обращал на Симонова никакого внимания. А еще замечал, что такое равнодушие с моей стороны его очень бесит.

— А мы вот, пока вы тут играете, перекрываем крышу на конюшне, — подбоченился я.

— Ага. Работа идет полным ходом, — поддакнул мне Нарыв. — Да только рук рабочих не хватает.

Нарыв окинул оба экипажа оценивающим взглядом. Добавил:

— А тут восемь лишних пар, как никак.

Я заметил, что некоторые танкисты смутились. Стали прятать от нас взгляды. Видно было, что им стало немного не по себе, когда погранцы с Шамабада выставили им такие претензии. А вот во взгляде Симонова — солдата, самого старшего по званию среди всех танкистов, если не брать во внимание старшину Лябуха, не было и намека на какую-то робость.

— Ну правильно, — пожал плечами Симонов, — работайте-работайте. А то над моей койкой до сих пор стекло в форточке все никак не поменяют после обстрела. Сквозит.

— Сам бы и поменял, — нахмурился Нарыв и даже сделал шаг вперед, к Симонову.

Я остановил Славу. Глянул в его глаза, в которых читалась явная раздражительность и даже злость. Тогда я просто едва заметно покачал головой: «Не надо, мол. Только все испортишь».

Слава Нарыв выдохнул, вернулся на место и стал по мое правое плечо.

— Ну слушай, Сережа, — начал я, вместо Нарыва, — раз уж тебя не устраивает дыра в твоей форточке, так и ночевал бы в танке.

Симинов помрачнел еще сильнее. На скулах его заиграли желваки. Видно было, что он хочет сказать мне что-то резкое, но опасается.

— Селихов, ты че от меня хочешь? — Вместо колкого ответа спросил он.

Я хмыкнул и обратился теперь не к нему лично, а к обоим экипажам.

— Пусть, вы на этой нашей заставе не навсегда, вы только приданы Шамабаду, но сейчас она и ваш дом тоже. А дом наш потрепало. Восстановить его надо. А вы только из-под палки на это готовые. Так не пойдет.

— Знаем, плавали, — отмахнулся Симонов, — мы такие речи от вашего начзаставы каждый раз слышим. Да только ему невдомек, что у нас другой круг ответственности. Танки — вот наша главная забота. Ведь вспомните, где б вы были, если б не наш танковый взвод?

Симонов развел руками, заозирался по сторонам, ища поддержки среди других танкистов. К слову, нашел он ее быстро:

— Да!

— Точно-точно!

— Не обессудьте, парни, нам танки надо обслуживать!

— Во-во, — покивал Симонов, — лично я. Я сам сегодня все утро в дерьме, в мазуте лазил. В масле. Лазил, что б вам, на вашем Шамабаде жилось поспокойнее. Чтобы если будет вам тяжко, то прийти на выручку. А если мы все, вместо наших прямых обязанностей, будем по гвоздям колотить, да в земле возиться, это ж что тогда будет? Танк же — он машина нежная. Как девушка. Много внимания к себе требует.

Симонов рассмеялся. Остальные танкисты подхватили его настроение, и их звонкий солдатский смех тоже разлетелся по округе.

— Так что, братцы, каждому свое, — проговорил Симонов, отсмеявшись, — вы у нас Границу сторожите, заставу содержите, а мы вам взамен подмогнем, если станет жарко. По мне, так это справедливо. Капитан Жуков, кстати, тоже так думает.

— Вот только мы так не думаем, — скрестил я руки на груди.

— Ну, могу вам только посочувствовать.

Симонов отвернулся, обратился к Игорю, перед которым уже поставили мяч:

— Ну, давай, Игорек, бей!

— Таран тоже не считает это справедливым, — проговорил я, когда Игорь хотел было уже врезать, но остановился.

Симонов глянул на меня с раздражительностью во взгляде, приподнял бровь.

— Он так и будет к вам цепляться, и вы это знаете, — продолжил я, — потому, предлагаю спор.

— Спор? — Удивился Симонов.

Танкисты принялись недоуменно переглядываться.

— Дружеский матч в футбол. Пять на пять. Два тайма по пятнадцать минут, — сказал я, — если вы победите, то Таран оставит вас в покое. Копошитесь в своих танках сколько влезет.

— О как, — Сережа Симонов ухмыльнулся, подбоченился. — Че? Прям сам Таран на такое согласен?

— Но если мы победим, — сказал я, проигнорировав его слова, — то будете вести заставское хозяйство наравне со всеми и не выпендриваться.

— И если проиграете, пусть только кто из вас попробует и дальше отлынивать, — не удержался разозлившийся Нарыв, — мы вас так чмырить будем, что никто из всего отряда с вами рядом и посрать не сядет. Так что соглашайтесь, пока Саша вам дает возможность все по справедливости решить.

Симонов задумчиво нахмурился, засопел. Потом неприятно усмехнулся.

— Ну-ну. А много ли среди вас футболистов, раз уж вы такие в себе уверенные? У меня вот, первый юношеский разряд по футболу. Женя! — Обратился он к Фролову, — а у тебя?

— Второй!

— Во! Кто еще в футбол играет, ребят? Поднимите-ка руки! — Стал озираться Симонов.

Еще пятеро из танкистов откликнулись, подняли руки.

— Ну че? — Кивнул Симонов, — не зассали с нами играть?

— А ты не зассал? — Я ухмыльнулся самой своей мерзкой ухмылкой, которую только мог изобразить, — потому что пока что такое чувство у меня, что из всех тут присутствующих ссышь именно ты. Поэтому и красуешься.

— Селихов, — Симонов самодовольно приподнял подбородок, — я не то что тебя одного, я вас троих обведу с ходу и даже не вспотею.

— Смотри, не вспотей оттого, что так шустро языком мелешь, — не повел я и бровью.

— Не веришь, — Симонов выпятил грудь, — ну не верь.