Дом - Оксана Геннадьевна Бутузова

— Простите, — обращаюсь к ней, но продолжения не знаю. — Я бы хотела… Можно с вами поговорить… то есть познакомиться?

Она смотрит снисходительно.

— Красивое платье. Хотите совет? Я бы на вашем месте украсила его.

— Чем? — не понимаю я.

— Да хоть цветами. Они бесплатные, а вид сразу другой будет.

— Цветами? — я сама до такого бы не додумалась. — Зачем?

— Любоваться, — нараспев ответила она.

— Я любуюсь домом.

— Это каким домом? — женщина улыбнулась, открыв свою сумку, и переключилась на ее содержимое. — Типа медвежьей берлоги или собачьей конуры?

— Мой дом не похож на конуру, — говорю я и добавляю мысленно: «Еще не похож». — Он бы вам понравился, — продолжаю слишком, конечно, самонадеянно, но что остается делать? — Приходите в гости.

— А где вы живете? — вскидывает она бровь.

Я обстоятельно объясняю.

— До леса, потом повернуть направо, до кустов, и потом еще до сторожки, а оттуда 1966 шагов, и все.

— Очень далеко, — протягивает она и закрывает сумку.

— Как знаете.

Итого, в графе контакты у меня красуется ноль, в графе друзья — полный ноль. Но я не отчаиваюсь. На повестке следующих дней у меня значится обустройство дома. С ним гораздо проще, чем с людьми. Нарву травы, расстелю на земле, и сразу станет мягче и уютнее.

Я распространяюсь. У меня образовались дела по всем направлениям. Сегодня с утра вышла на дорогу и зашагала направо, к полям. Скоро начали появляться дома. Оказывается, у меня есть соседи, пусть дальние, но все же… У многих добротные деревянные сарайчики, попадаются и кирпичные. Из окон выглядывают благодушные жильцы. Но кто из них будет со мной разговаривать? Я даже не делаю попыток обозначить свой интерес к ним. После жилого района зазеленели луга. Трава высокая, сочная, и полно народу, как и везде. Люди заняты заготовкой сена. Видимо, пасутся давно. Трава большей частью выбрана, но кое-что собрать еще можно. Пристраиваюсь на указанное свободное место.

Травинка за травинкой мой пучок растет и хорошеет. Единственное, что мешает, — это цветы. Тоже вылезли на свет божий, только они никому не нужны. Отдаю должное их красоте и свежести, но стараюсь обходить их стороной. Но проказники так и льнут к рукам. Рядом несколько сборщиков также мучаются с цветами, чертыхаясь, отделяют гибкие сочные стебли от тонюсеньких травинок. Та женщина с сумкой наверняка их рвала. Ей было легко — цветы сами тянулись к ее ладоням, сплетаясь в дружные букеты.

Любопытно, что ни один человек на лугу не додумался делать букеты. К сожалению, я в их числе. Разгибаюсь и, не глядя ни на кого, иду с целой охапкой травы обратно на дорогу. Машины шныряют из стороны в сторону и дудят, люди гуляют по одному и целыми группами, и каждый проходящий норовит оглядеть меня сверху донизу. Те, в будке, тоже всегда осматривают, но более сдержанно и деликатно. А эти просто пялятся. Так и пожирают глазами. Мне страшно подумать, что будет, если попытаться с ними заговорить. До этого уж точно не дойдет, мне есть где от них спрятаться.

Заползаю в свой полушалаш и расстилаю траву. Буду сушить весь вечер, на ночь сгребу в кучу, а утром опять выстелю. Разложила траву на покатых стенках, закрепив между веток. Весь дом стал зеленым и неожиданно нарядным. Вверяю его заботам солнца и ухожу на кормежку в город.

Я брожу по базару и с отрешенным видом смотрю на сказочное изобилие. Это единственное место, где я целиком пропитываюсь домом. Столько прожектов вспыхивает в голове, я заглядываю в будущее и за этим занятием ничегошеньки не замечаю. Даже капли с небес я приняла за испарину от головокружительных планов. А когда наконец оставила город, дождь стал уже полновластным хозяином всего вокруг.

Я спешу, хотя теперь это не имеет смысла. Дождь, весенний или летний, не разберешь, лупит с нарастающей силой: по спине, голове, по рукам и ногам. Он теплый, не то что раньше, но все равно — не сахар. Я вымокла до последней нитки моего платья. Ливень стихает на полдороге, и я дохожу до дома почти сухая. Бедный, бедный мой дом — моя берлога, моя конура — она набухла от воды. И ветки, и земля, и разложенная трава — все, все, все мокрое. А на небе в издевательской улыбке расплывается радуга. В шалаше одна сплошная лужа. Я лезу и вычерпываю воду миской. Гвоздь чуть не смыло потопом, с трудом нахожу его. Снова вычерпываю. И так до темноты. Спать приходится в сырости, я засыпаю с единственной мыслью — о солнце.

Весь следующий день занимаюсь просушкой дома. Повторно расстилаю траву, перекладываю, переворачиваю. С неба сгинули последние облачка, и если такая погода продержится до заката, мой дом быстро просохнет и снова примет опрятный вид.

Я сижу, ноги, естественно, наружу, шевелю траву и загораю. Невольно вхожу в состояние зажиточных домовладельцев, обычно глазеющих на меня из своих хором.

— Заходите в гости, — говорю я вместо них самой себе.

А дальше? О чем они могли бы мне поведать? Чем угостить? Уж точно не похлебкой. Расслабленность и умиротворенность. Меня совсем разморило от тепла и яркого света, даже задремала, скрючившись в своей скорлупке.

— Неудобная поза, не правда ли?

Я открыла глаза, но яркий свет не потревожил их. Высокий статный мужчина стоял передо мной, заслонив солнце.

— Да, — согласилась я.

— Давно здесь живете? — лица я не видела, но голос показался приятным.

— Да.

— Одна? — судя по всему, уходить он не собирался, пока не задаст все вопросы.

— Да, — опять вырвалось у меня.

— Глупый, конечно, вопрос, — он засмеялся, но как-то неловко.

Я не знала, как вести себя дальше, и едва удержалась, чтобы не выпалить «да» еще раз.

— Мне тоже выделили квадратный метр, — наконец объяснил он, — и предложили самому найти для него место. Вот хожу выбираю, где бы пристроиться.

— Да, — ляпнула я и стиснула зубы.

— Что «да»?

— Я говорю, трудный выбор.

— Да-а, — протянул он и засмеялся, на этот раз более естественно.

— Значит, мы с вами соседи, — заключила я, выбравшись из шалаша.

Я встала рядом и принялась разглядывать его, точь-в-точь как это делают беспардонные прохожие. Это был, как я уже отметила, высокий мужчина, черноволосый, приятной или, во всяком случае, не отталкивающей внешности. Из одежды на нем лишь едва держалась обветшалая набедренная повязка, но в общем виде, бодром голосе и горящих глазах угадывалась решимость немедленных действий. Я позавидовала