Обратная сторона серебряной монеты - Виктор Робертович Лебедев

решку – кому как удобнее. Монета не будет ложиться всегда одной стороной кверху. Вода взбеленилась и накатывала яростно на берег, штурмуя камни и отступая, обнажая изрезанный песчаный берег с обточенной галькой. Шипела пена, и в этом потрескивании чудились приближающиеся раскаты грома.

По левую руку у камня дремало невообразимое животное, жуткое, мощное, неподвижное, но излучающее опасность. Мускулы перекатывались под мощной шеей и спиной, по всему позвоночнику росли наросты, а длинный хвост наполовину закопался в прибрежный песок. Внезапно его уши пришли в движение, навострились, глаза приоткрылись, тонкий раздвоенный язык попробовал воздух.

Аксинья посмотрела на своего питомца и тихонько усмехнулась. Поправила оранжевый шарф, немного съехавший набок, провела рукой по распущенным черным как смоль волосам.

– Ты успел вовремя, – казалось, что Аксинья говорит сама с собой. Но вдруг тень у ближайшего дерева пришла в движение, и через мгновение на свет вышел человек. Бессмысленные сейчас солнечные очки, шляпа, давно потерявшая форму, старенький кожаный плащ и неизменная сигарета.

Питомец у ног Аксиньи недовольно зарычал.

– Усмири свою собачку, я не собираюсь с ней играть, мне она порядком уже надоела, – Гор щелчком пальцев отправил окурок в воду, прикурил новую сигарету, глубоко затянулся.

– Ты не любишь домашних животных? – с притворным изумлением спросила Аксинья. – Они же братья наши меньшие.

– Я не люблю твое домашнее животное, – парировал Гор. – И, кстати, не зря некоторые говорят, что домашнее животное – это отражение его хозяина. Если поразмыслить, то в этом что-то есть.

– Когда-то и Пушистик был симпатичнее, годы берут свое, – рука с изумрудным перстнем на безымянном пальце нежно погладила питомца по голове, отчего тот снова принял прежнюю позу, намереваясь снова вздремнуть.

– Ты же понимаешь, я не про внешность. Так что это было? Проверка? Или ты решила убрать единственного, кому по силам…возможно, по силам, – поправил сам себя Гор, – спасти наши задницы?

Аксинья улыбнулась.

– Просто скучно стало. Да и моему милому Пушистику захотелось погулять, откуда же мне было знать, какое место для прогулок он выберет? – зеленые глаза женщины сверкнули недобро, но тут же потухли.

Питомца, по мнению Гора, можно было бы назвать милым только с большущей натяжкой, и то, если бы наблюдатель был близорук или знатно косил на оба глаза.

– Ну, конечно. Ведь ты тут совершенно не при чем. Я все же попрошу тебя воздержаться от подобных эксцессов. Уверен, без этих происшествий станет хоть ненамного, но проще. Или ты хочешь заранее выдать свои намерения? Некоторые особо ретивые блюстители порядка будут только рады. Один из них точно.

– Гор, любезный, разве ты не понимаешь, что все это игра? В конечном счете неважно, что будет со всеми нами. Где-то там будущее уже давно определено.

– Не могу с тобой согласиться. Просто, прошу, – голос Гора стал печальным, и в нем прозвучала забота, – будь осторожнее.

– Какие планы? Что собираешься делать дальше?

– К сожалению, я сейчас могу немногое. Но хотя бы не усложняю наш и его путь. И не играю в игры, – Гор снова покосился на мирно дремлющего сейчас Пушистика и напоследок сказал:

– Может, вернешь ему шерсть? Хоть не такой уродливый будет.

Глава 4. Дом на болоте

Ва давно не снились сны, или он их просто не помнил. Наверное, с того времени, как пропали его родители. Ушли за Стену, и сновидения нырнули следом, затерялись в безвременье, будто и не существовало их никогда. Может, оно и к лучшему, ведь раньше парня частенько беспокоили тревожные абстрактные сны, после которых еще долго невозможно прийти в себя. Просыпался Ва тогда в холодном поту, силясь ухватить ускользающее воспоминание, только что явившееся словно в дурмане, но раз за разом терпел неудачу. Только размытые образы, нагромождения еще стояли некоторое время перед взором.

Исчезли родители, исчезли сны. Вряд ли тут существовала прямая взаимосвязь. Но сегодня, спустя три года, сон приснился. Ва стоял на краю деревни, там, где тропа едва заметно ныряла в низину, и дальше начинались поросшие мхом и низеньким корявым камышом болота. По краям болотистая местность была обрамлена невысокими колючими елями, которые издавна облюбовали неясыти, дожидающиеся сумерек, чтобы выйти на охоту. Ва посмотрел правее, туда, где темнела заброшенная изба, уже начинающаяся разрушаться от времени. Почерневшие бревна перекосились, темные провалы окон отпугивали случайных посетителей, предпочитающих обходить ее стороной. Болото подобралось уже почти вплотную к домику, пройдет еще несколько лет, и оно поглотит его, всосет без остатка, утянет в липкую трясину, как будто и не существовало его вовсе.

Но Ва заинтересовался совсем не домом у болота, прямо перед ним возвышалась фигура человека, слегка размытая, но до боли знакомая. У парня защемило сердце, когда он узнал, кто стоит там, показывая рукой на дом. Вот мужчина обернулся, кивнул Ва и снова указал на избу из бревен. Эти черты нельзя было перепутать ни с кем другим. Длинный прямой нос, небритое, покрытое недельной щетиной лицо, глаза, вечно горящие азартом и жаждой открытий, светлые волосы, тронутые сединой.

– Отец!

Именно он стоял сейчас неподалеку, безмолвно и настойчиво показывая на дом. Фигура стала еще менее четкой, подернулась рябью, будто в воду кинули россыпь маленьких камешков, от которых начали расходиться круги. И тут Ва побежал, что-то крича. Ноги еле слушались, но он упорно двигался вперед, навстречу. А фигура таяла все сильнее. Нога Ва споткнулась о корягу, и парень рухнул лицом в пыль тропинки, еле успев выставить вперед руки. А когда он поднял голову, протирая глаза от грязи, перед ним никого уже не было.

Проснувшись, Ва лихорадочно подскочил и забегал по комнате. Сон казался явью, он заставил сердце биться так сильно, что казалось, оно сейчас выпрыгнет из груди. За окном было еще темно, даже курукун спал. Где-то вдали ухали птицы, в скошенной траве за окном шебуршились полевки или еще какие зверьки. Тихо и спокойно. Но не в душе Ва, там сейчас клокотал ураган. Картинка сна до сих пор оставалась яркой, не затухала, не стиралась понемногу из памяти, как это обычно бывает со снами. Словно недавнее воспоминание, случившееся взаправду. Умом Ва понимал, что это сон, но чувства вопили и не хотели верить.

«А если это разум подсказывает, что делать дальше?» Ва вышел во двор и окунул голову в бочку с прохладной водой на несколько секунд. Полегчало, мысли прояснились. Но воспоминание о сне-наваждении никуда не делось. Пока закипала вода и заваривался травяной чай, Ва размышлял. Если бы не парочка происшествий в последние дни, то он махнул бы рукой