ЭХО 13 Род, Которого нет. Том 2 - Арий Родович

но выхода не было. Нужно было двое: один сжигает, второй залечивает так, чтобы кожа никогда не восстановилась. Чтобы отпечатки не появились снова. Денег не было, поэтому платил делом.

Заказ первого – убить жену. Заказ второго – убить любовника жены. Смешно. Любовником жены второго оказался тот, кто хотел убить жену. Маленький городок, грязные люди. Мне было только лучше. Я сделал всё, что просили. Убил обоих. Выполнил два заказа. И подтер за собой все следы. Те, кто знали о моих руках, не дожили до утра.

Я никогда не оставлял свидетелей после своих манипуляций. Никогда.

Единственный, кто знал обо мне хоть что-то, – чёрный хирург. Он был моим оружейником, моим кузнецом. Тем, кто собирал меня заново.

Я приходил к нему снова и снова. Усиленные руки. Ноги. Позже – хвост. Много кто считал это ересью. Мутанты. Уродцы. Твари в человеческом обличье. Для меня это было ремесло. Моё ремесло требовало инструмента. Хвост держит меня там, где человек упал бы. Ноги позволяют прыгнуть выше. Руки держат винтовку, даже если ломается кость. Всё это не уродство. Всё это – необходимость.

Он собирал меня, как коллекцию. Кости монстров, сухожилия, чужие железы. Я приносил ему материал. Иногда живой. Он вставлял их в меня. И я уходил сильнее. Тише. Быстрее.

Я не просил красоты. Я платил за функциональность.

Остальные боялись становиться мутантами. Я – нет. Они боялись потерять человеческий облик. А я потерял его ещё в армии.

Да, всё это обходилось дорого. Каждый кусок чужой плоти в моём теле требовал удержания. Без ритуала оно бы сожрало меня изнутри. Приходилось доверять ещё одному. Ритуалист. Человек, который умел фиксировать чужие Эхо во мне. Не сказать, что я ему доверяю. Я вообще никому не доверяю. Но без него моё тело давно бы разорвало на части.

Каждая вставка стоила дорого. И содержать всё это стоило ещё дороже. Я жил ради контрактов, чтобы платить за то, чтобы продолжать жить. Замкнутый круг.

Сейчас, конечно, всё изменилось. Денег у меня столько, что, наверное, я мог бы купить княжеский титул. Может, и хватило бы. Может, и нет. Не знаю. Смешно, но я даже не считаю. У меня в лесу стоит целый особняк. Каждая комната под потолок забита деньгами. Золото, рубли, кристаллы. Лежат и пылятся.

И всё равно я продолжаю брать заказы. Не из-за нужды. Из-за привычки. Из-за того, что это единственное, что я умею делать.

Барон стоит идеально. Отличная позиция для выстрела.

Но Максим мешает.

Прикрыл его. Встал ближе.

Не сейчас.

Точно не момент.

Значит, выстрел в затылок.

Не люблю так.

Люблю смотреть жертве в глаза.

Люблю видеть, как они понимают.

Но затылок тоже пойдёт.

Сначала были мелкие заказы. Простые. Убить торговца. Убрать свидетеля. Доставить голову какого-нибудь должника. Но с первыми модификациями я смог больше. Смелее. Я научился пробираться в особняки и дома. Там, где обычный человек оставил бы след, я уходил без следа.

Чем больше я убивал, тем больше я себя менял. И чем больше менял – тем выше становилась цена моих услуг. Теперь меня невозможно заметить. Моя кожа не отражает свет, мои шаги не слышит даже камень. Моё оружие стреляет беззвучно. Без следа. Даже одиннадцатый ранг, как этот дружинник рядом с бароном, не сумеет вычислить выстрел.

Эта винтовка обошлась дорого. Очень дорого. Но она стоит того. Её убойная сила такова, что даже в километре я не думаю о ветре. Она бьёт точно. Пуля летит идеально до шести километров. Пули пропитаны Эхо. Каждая. Внутри их ткань зверя, что скрывает удар, пока он не достигнет цели.

До первых модификаций меня ещё звали по имени. У меня были остатки прошлого. Но после первых операций я начал меняться. С каждым заказом, с каждым убийством я становился всё меньше человеком. Всё больше инструментом.

Теперь от меня не осталось ничего.

Я – оружие.

Первый журналист договорил.

Ушёл обратно в толпу.

Траектория всё ещё закрыта.

Максим стоит. Не уходит.

Я верю в свою пулю.

Но есть шанс. Увидит. Остановит.

Второго выстрела может не быть.

Да, пуля способна убить даже одиннадцатый ранг на пути силы.

Но шансов мало.

И мне не нужно убивать его.

Мне нужно убить барона.

Теперь все заказы приходят только письмами. Никто не слышит моего голоса. Никто не встречается со мной напрямую. Цепочки выстроены так, что до меня нельзя добраться. В них участвуют одни и те же люди: юристы, адвокаты, бармены, экономисты. Они работают годами, получают деньги за молчание и думают, что знают конечного адресата. Но на самом деле они лишь очередное звено.

Тот, кто принимает заказ у адвоката, никогда не передаёт его напрямую. Потому что за ним всегда есть ещё один. И ещё. Цепочка длинная, и каждый уверен, что именно он крайний. Иногда последним звеном становится бродяга, которому сунули пакет и велели отнести в определенное место, точку. Иногда конверт оставляют на капоте старой машины, которая никогда не заведётся. А бывало, я просил просто открыть письмо в людном месте и прочитать его губами про себя в назначенный час. И тогда я спокойно наблюдал издалека, через оптику, каждое слово.

В этих цепочках нет моего имени. Нет моего лица. Нет моих слов. Даже если поймают кого-то из них – за ним пустота.

Я – никто.

Но этот «никто» убивает любого. Любого, кого назовут. Иногда я думаю: смог бы я убить Императора? Смог бы подобраться, выждать момент, сделать выстрел?

За всю жизнь был только один прокол. И даже тогда я не промахнулся. Целью был маг десятый ранг. Монстр в человеческом теле. Я выслеживал его неделями, ждал, выбирал место. Девятьсот метров. Чистая траектория. Первый выстрел – в сердце. Пуля вошла, я видел, как он качнулся. Но он не упал. Его эхо сжалось, словно панцирь, и остановило металл. Смерть оттолкнула меня.

Он встал на колено, потом поднялся. И тогда я впервые ощутил злость. Даже страх. Последние эмоции, которые во мне остались. Второй выстрел был в глаз. Тогда он рухнул. Щит не выдержал. Но я понял: это может повториться. И этого нельзя допускать никогда.

После этого случая я менял оружие. Проверял винтовку на монстрах восьмого и девятого ранга. Ходил в Разломы один. Восьмёрок пули пробивали, даже через кости, не всегда на смерть, но пробивали. Девятки падали только от точного попадания в глаз. Но падали. И я убедился: теперь я готов к любому.

После этого я окончательно замолчал. Даже