Дом бурь - Йен Р. Маклауд

костюма, но ощущение в любом случае было очень знакомое… Ральфу не слишком хотелось исследовать сырые недра Инверкомба, но если здесь и притаилась опасность, то, несомненно, внизу. Заодно он сможет проверить генераторы. Очень логично.

Слева от лавандовой комнаты была зеленая служебная дверь с прибитым красным треугольником, предупреждающим об опасности. Двигаясь вслед за пляшущим по полу и ступенькам овалом света от фонарика, Ральф спустился по винтовой лестнице, а потом, чтобы перевести дыхание, прислонился к стене длинного коридора со сводчатым потолком. По одну сторону от него располагался старый кабинет экономки Даннинг (внутренний голос, к которому он не хотел прислушиваться, пробормотал: «А вдруг она все еще там?»), по другую – различные кладовые и еще одна лестница. Она была намного уже. Дальше появились следы сырости или, быть может, машинного льда, хотя их по-прежнему было недостаточно, чтобы вызвать тревогу. Забавно: по логике вещей Ральфу следовало желать, чтобы вокруг него по-прежнему царила безопасная тьма, но что-то в нем жаждало света. Он осмотрел фонарик. Не потускнел ли луч? На последних ступеньках он споткнулся и растянулся на полу.

Это был технический этаж. Ральф, неуклюже выпрямляясь, даже сквозь кокон шлема слышал, что генераторы по-прежнему работают. Их гул пронизывал его до костей, а фонарик, как будто ободренный их присутствием, стал светить ярче, озаряя бронированные кабели и красные бока. «Да, да, да, да…» Он почти слышал песню генераторов сквозь собственное прерывистое дыхание. Потом раздалось какое-то пощелкивание. Ральфу померещились шаги, и он оцепенел, затаив дыхание. Но и этот звук был ему знаком. Там, за последними выцветающими наставлениями, вышитыми крестиком, – «Кто рано встает, тому Бог дает», – стояла вычислительная машина, которая по-прежнему что-то высчитывала, питаемая остатками электричества. Он уставился на нее в изумлении. Она как будто ответила таким же прямым, но куда менее изумленным взглядом. Он двинулся дальше. Новые красные треугольники. Ральф никогда не проникал так глубоко в недра Инверкомба; решетчатые металлические ворота, ведущие к морским пещерам, оказались взломаны, уходящий вниз туннель как будто поглотил луч его фонарика, при этом излучая отчетливое собственное свечение, становившееся все ярче по мере спуска. Эфирометр сообщал, что магическое излучение значительно усилилось, хотя и осталось пока что в безопасных пределах. Он поскользнулся и с трудом сохранил равновесие. По мере того, как он спускался, цепляясь за веревки, свисавшие с ржавых скоб, вбитых в стены, потолок становился то выше, то ниже, блестел и сочился влагой, а через некоторое время пространство раздалось. Несомненно, Ральф добрался до пещер, сотворенных морем. В свете его фонарика клубился туман. Показания эфирометра росли. Кто знает, какие приливы и разрушения обрушились на бухту Кларенс? Несомненно, дальше идти не стоило, ведь ступеньки были покрыты ярко-зеленым скользким налетом. Но он забыл про усталость в этом странном месте, пропитанном морским духом.

И вот перед ним раскинулась во всю ширь естественная пещера, откуда можно было попасть в бухту. На показания эфирометра не было смысла смотреть. Волны колыхались, источая темное сияние. Соленый воздух светился. Ральф выключил фонарик, который теперь рождал лишь бесполезный конус мрака. Пропитанное эфиром море мерцающей черноты с грохотом билось о камень, вздымалось и опадало, и Ральф дышал в унисон с ним, а оно – в унисон с Ральфом. Морская пена изобиловала клочьями водорослей, щепками и прочим. Накатила и рухнула волна, неся с собой цепи, кости, тела странных рыб, обломки затонувшего корабля и осколки терракоты. С судорожным вздохом море подступило еще ближе. На фоне простиравшейся снаружи тусклой ночи виднелись сооружения, с помощью которых эфирщики пытались укротить это место: какие-то строительные леса, буйки и понтоны, прикованные цепями, уводящие вверх по камням бетонные дорожки с перилами, словно чьи-то неудавшиеся попытки побега. Эфирщики не преуспели, и на руинах их труда словно в насмешку взошла кукушечья поросль. Море смеялось зазубренными пурпурными пастями гигантских мидий, помахивало светящимися побегами фукуса. Наконец-то возблагодарив судьбу за свой неудобный костюм, Ральф повернул обратно к лестнице, и тут в отдаленной части пещеры что-то шевельнулось. Глаза или блики на куполе медузы? Фосфоресцирующие волосы или просто гниющие водоросли? И да, кого последователи видели в садах Инверкомба? Наверное, все дело в том, что стекла в его шлеме запотели, а может, пещера вскружила ему голову.

Направив вниз луч фонарика, который постепенно становился ярче, Ральф пустился в обратный путь через катакомбы под особняком. Подъем продлился куда дольше спуска. Он кашлял, хрипел. Ему хотелось сорвать проклятый шлем и вдохнуть полной грудью, но в то же самое время было глупо так подставляться под воздействие эфира сейчас, когда в доме осталось осмотреть всего ничего. Он необъяснимым образом продолжал слышать гул генераторов и пощелкивание счетной машины и видеть то промелькнувшее на краю поля зрения лицо, когда поднимался по служебной лестнице, вваливался в зеленую дверь и ковылял к парадной лестнице, что текла навстречу ковровым водопадом. Он закашлялся, и брызги крови испещрили внутреннюю сторону иллюминатора.

Все как в старые добрые времена, и даже хуже. В конце концов, ползя на четвереньках – его сознание дрейфовало на тускнеющем луче фонарика, – Ральф добрался до лестничной площадки. Захотел проверить эфирометр и понял, что оставил его у далекого подножия лестницы, куда вряд ли хватило бы сил вернуться. Оставалось лишь сдержать слово, которое он дал самому себе и последователям, доказать, что в Инверкомбе безопасно. А потом можно и отдохнуть. Шлем Ральфа со звоном ударился о стену, когда он брел по главной лестничной площадке. Он помедлил, покачиваясь от тяжести. Все забытые ужасы давних лихорадок, размытая абсурдная логика, жгучие коллизии, которые он один мог разрешить, возвращались. Затем впереди что-то шевельнулось, и на этот раз он был уверен в том, что видел, как не сомневался в боли, сопровождавшей каждый вдох.

Тот же коридор с теми же картинами. Пыли, конечно, стало больше. И все выглядело искаженным из-за пятнышек крови на иллюминаторах шлема. Так или иначе, это были те же самые картины с изображением цветов в позолоченных рамах, пусть теперь то увитые водорослями, то украшенные старыми спиральками лимонной цедры – с какой стати? – то висящие вверх ногами. Да, то самое место, каким оно было когда-то, и, вне всяких сомнений, что-то двигалось впереди Ральфа. Какой-то силуэт, удаляясь, свернул в ту же сторону, куда намеревался свернуть и он, чтобы попасть в свою старую комнату, которую много раз навещал во сне. Ничего не изменилось. Даже он сам не изменился. Ральф снова двинулся вперед. Фонарик почти погас, и эфира здесь не было, однако ночное небо снаружи прояснилось, и