Фантастика 2025-185 - Дмитрий Львович Казаков

неузнаваемо. Она продолжала жить, но странной жизнью: видевшим её временами казалась, что их Старшая уже не здесь, с ними, а где-то далеко-далеко, за границами звёзд или даже в той Бездне, куда ушёл Отец-Воевода и откуда не возвращаются. Её лицо забыло улыбку, а в глазах постоянно билось тёмное пламя — испытанные воины-маги невольно отводили взгляды, разговаривая с хозяйкой народа гор. И она действительно стала хозяйкой и единовластной повелительницей: по решению Веча выборы нового Старшего были отложены на год, до окончания траура по погибшему вождю — в знак уважения к его подвигу. Азуль правила племенем жёстко, но справедливо — так же, как правила вдвоём с Вермеем. Она делала всё, что должно, не упуская ни одной мелочи, и всё-таки это была уже не та Мать-Ведунья, которую знали много лет. Магиня-Старшая таяла, как лёд в огне, — в том самом огне, который бушевал в её глазах. Причина её тоски была известна всем, от эрудитов до ростков, только-только познающих мир, но помочь ей не мог никто. «Этого не в силах сделать ни мы, ведуньи, — обронила как-то Сирин, — ни, наверно, даже Внешние».

Муэт было легче. Её собственная боль — потеря Хока — мучила орту ничуть не слабее, но вызревавшая в ней жизнь отвлекала молодую магиню и давала ей силы жить дальше. Несмотря на возраст, Вестница вошла в круг умудрённых ведуний и в состав Веча — орты по заслугам оценили её силы и способности, не говоря уже о том, что она сделала для спасения этого Мира и для рождения Мира-копии. «Молодость — единственный недостаток, который проходит с годами, — изрекла Мать-Ведунья. — Вестница — сильнейшая магиня племени, и я хотела бы…». Азуль не договорила, но все маги Веча поняли, что хотела сказать Старшая.

Весной дети Муэт увидели свет — пока ещё только колдовской свет Катакомб. Сирин и сама Азуль две недели не отходили от Вестницы, и когда они убедились в том, что и мать, и малыши здоровы, на лице Матери-Ведуньи впервые после гибели Вермея появилась тень улыбки. «На этот раз Владычица всего Сущего осталась ни с чем, — негромко сказала она, глядя на ростков. — Двойня — мальчик и девочка — добрый знак. Племя гор будет жить».

Элы не тревожили обитателей Катакомб. Дело было не в огромных потерях, которые понесли Хозяева при телепортационной атаке, — «Заклятье Муэт», как назвали его орты, в корне изменило защитную систему пещер, сделав Катакомбы практически неприступными. Пару раз сторожевые заклятья отмечали следы попыток Хозяев прощупать горы с помощью Машин Проникновения, однако вскоре эти попытки прекратились — лорды поняли, что нет смысла стрелять в мишень, в которую невозможно прицелиться. Более того, Заклятье Муэт оказалось столь же эффективным и против прямых атак: летатель-разведчик, умышленно пропущенный Стражами через Периметр, отшвырнуло за много миль от Врат, к устью Реки. «Не знаю, удалось ли тебе помочь рождению новой Реальности, — сказала Вестнице Мать-Ведунья, следя за кувыркающимся полётом боевого диска, — но маленький новый Мир ты всё-таки создала. Ты отделила наш подземный мир от мира поверхности, и теперь всей мощи Города не хватит, чтобы проложить дорогу в Катакомбы. Твои дети будут расти спокойно».

А летом Азуль позвала Муэт к себе для беседы наедине. Молодая орта догадывалась, о чём пойдёт речь, и не ошиблась.

— Садись, Вестница, — сказала Мать-Ведунья, когда Муэт появилась на пороге грота Старших — грота, в котором теперь жила одна Азуль. Хозяйка племени не обернулась при появлении молодой орты, продолжая отрешённо смотреть на танцующее в стенной нише колдовское бездымное пламя, но безошибочно узнала, кто пришёл — обычное дело для мага.

Сидевшая в древнем деревянном кресле с высокой спинкой и подлокотниками в виде когтистых звериных лап Мать-Ведунья указала на второе кресло, стоявшее напротив неё по другую сторону очага. Это было кресло Отца-Воеводы — оно пустовало после его гибели, — и Муэт заколебалась.

— Садись, — повторила Старшая, поворачивая голову. Глаза на неживом лице магини горели уже хорошо знакомым Муэт мрачным огнём — чёрный цвет одежд Матери-Ведуньи делал этот огонь похожим на пламя костра в ночи. Но костёр этот не обещал тепла и приюта усталому путнику — свет его был убийственным. Беспощадный злой огонь, не находя другой пищи, пожирал старую магиню, и Вестница поняла — жить Азуль осталось совсем недолго. «На ней уже видна печать Бездны» — подумала Муэт, опускаясь в чуть скрипнувшее кресло.

— Ты права, — ответила Мать-Ведунья на невысказанную вслух мысль молодой орты. — Я ухожу. Мне пора — Вермей ждёт. И не возражай, — она подняла руку, пресекая попытку Муэт что-то сказать. — Не будем тратить время на пустые споры — есть более важные вещи. Люди приходят и уходят — народы продолжают жить. Если, конечно, сумеют. Старшие маги не назначают себе преемников — это решит Вече и выбор всех взрослых ортов, но мне, — она подчеркнула последнее слово, — хотелось бы видеть новой Матерью-Ведуньей тебя, Муэт. Ты сильнейшая магиня племени, и я хочу знать, готова ли ты принять бремя власти?

— Н-не знаю… Я не думала об этом.

— Тогда подумай, и хорошенько подумай. И ещё: не замыкайся в своём горе — у тебя есть дети. Они помогают нам жить — даже тогда, когда кажется, что жизнь уже кончена… Обрати внимание на свою дочь, Вестница: я видела сотни и тысячи ростков, но такой ауры не встречала ни у кого.

— А твои собственные дети, Азуль? — неожиданно для самой себя спросила Муэт.

— Были, — Мать-Ведунья горько усмехнулась. — Мой последний правнук погиб ещё до твоего рождения. Остались мои праправнуки, но я для них уже легенда — голос крови слабеет со сменой поколений. Запомни: крепче всего связь между родителями и детьми. И поэтому — дай жизнь и другим своим детям, дочь племени гор. Ты плодоносящий цветок — стоит ли напоминать тебе о законе ортов? Будет новая Мать-Ведунья, и будет, — она посмотрела на широкое ложе, которое столько лет делила с Вермеем, и на котором уже почти год спала теперь одна, — новый Отец-Воевода: ты сама его выберешь. Жизнь не кончается, Муэт.

— Но другого Хока уже не будет…

— Не будет. Но всё равно — не спеши в Бездну.

«Не тебе бы об этом говорить» — подумала Муэт.

— Я — другое дело, — тут же ответила Мать-Ведунья. — Моё время ушло, а ты молода — живи и дари жизнь. И отнимай, — голос Старшей посуровел, а блеск глаз сделался ярче — он почти обжигал. — Я завещаю тебе месть — не только месть за наших с тобой погибших мужей, но