СФСР - Алексей Небоходов

Аркадий смотрел на экран, не веря, что это реальность, а не странный сон, вызванный плохо усвоенным ужином. После очередного выпуска «Открытого мужского раскаяния» он решился поговорить с Ксенией, благо она согласилась принять его дома.

Её квартира напоминала нечто среднее между командным пунктом и буддийским монастырём: строгая минималистичная мебель, огромные плакаты «Сила – это слабость, женственность – мощь» и тихая расслабляющая музыка. Ксения перебирала бумаги за столом, излучая уверенность человека, окончательно нашедшего своё место в истории.

– Ты правда считаешь, что всё это нужно? – осторожно спросил Аркадий, кивая в сторону телевизора, где бывший депутат, со слезами на глазах, обещал больше никогда не называть женщин «слабым полом». – Мне кажется, это заходит слишком далеко. Унижение никогда не заканчивалось ничем хорошим.

Ксения спокойно подняла глаза от документов и улыбнулась политику – улыбкой мудрой и пугающей одновременно.

– Аркадий, – произнесла она мягко, будто объясняла ребёнку очевидное, – эти люди много лет считали своё превосходство естественным. Теперь им пора понять, каково это – жить с постоянным чувством неправоты. Такой урок необходимо выучить.

– Но ты же видишь, к чему это ведёт, – не унимался Аркадий, стараясь сохранять спокойствие. – Насилие порождает только насилие. Разве вы не повторяете ровно то, против чего боролись?

Ксения слушала, чуть наклонив голову, словно пыталась уловить тайный подтекст. Потом вздохнула и пожала плечами:

– Ты говоришь так, будто мы первыми начали эту игру. Но прежний режим создали мужчины, и в нём я была всего лишь мебелью. Причём не самой дорогой. Это не наш выбор, Аркадий. Это ваш выбор, который вернулся к вам обратно.

Она выдержала паузу и продолжила уже жёстче:

– И вообще, что тебя пугает? Вы просто пробуете на вкус собственные методы. Мы ещё даже не начинали настоящие репрессии. Сейчас это просто терапия, мягкая реабилитация. Кстати, она явно вам на пользу.

Аркадий беспомощно развёл руками, чувствуя, как разговор снова заходит в тупик. Он не знал, как объяснить очевидное человеку, воспринимающему реальность сквозь призму собственной боли.

– Посмотри, как это выглядит, – он снова кивнул на телевизор, где очередной раскаявшийся мужчина извинялся за отказ уступить женщине место на собрании профкома в сорок пятом году. – Это ведь абсурд, комедия! Скоро они будут просить прощения за то, что дышали громче женщин.

Ксения спокойно улыбнулась, словно Аркадий высказал наивную, давно принятую мысль.

– Именно, – тихо произнесла она. – В абсурде рождается настоящее осознание. Вы должны почувствовать нелепость того, что творили годами. Если для этого нужны крайности – пусть так. Иначе урок не сработает.

Аркадий глубоко вздохнул, понимая, что дальнейшие доводы бессмысленны. Перед ним был человек, перешедший грань, за которой начинается фанатизм, прикрытый лозунгами справедливости.

– Выходит, это бесконечный цикл? – спросил он с горечью. – Одни унижают других, затем наоборот, и так без конца?

Ксения кивнула, даже не пытаясь смягчить очевидность ответа.

– Пока одна сторона не поймёт, что за каждое действие будет равнозначный ответ, цикл продолжится. Вы научили нас этой игре, мы просто используем ваши правила.

Аркадий замолчал, глядя на экран, где очередной бывший руководитель просил прощения за шутку о коротких юбках. Женщины в зале одобрительно хлопали, ведущая благодарила героя за «искренность и эмоциональную зрелость».

Он вдруг ясно понял: этот абсурдный круг жестокости и унижений – бесконечен. Это не борьба добра и зла, а игра, в которой стороны постоянно меняются местами, забывая, что зрителей уже давно нет.

Новая волна женской справедливости накрыла страну с размахом цунами. Однажды утром по всей территории СФСР зазвучали громкоговорители, объявляющие о следующем этапе «Женоустроя». Новый указ предписывал: всех неженатых мужчин срочно чипировать и доставить в фильтрационные лагеря «для оценки полезности обществу и определения судьбы женскими комиссиями».

Аркадий узнал об этом, когда, едва проснувшись, включил телевизор и увидел бодрый репортаж о том, как мужчины по всей стране выстраиваются в очереди на «добровольную» чипизацию. Репортёрша с умилением сообщила зрителям, что теперь «каждый мужчина может быть уверен: женщина решит его судьбу справедливо и по—человечески».

По городам, словно грибы после дождя, появлялись учреждения с вывесками «Центр согласования мужского быта». Отныне мужчины обязаны были получать письменное разрешение практически на каждое действие – от похода в парикмахерскую до покупки пачки чипсов. Документ должен быть заверен подписью и печатью женщины—опекуна.

Аркадий впервые ощутил новый порядок, отправившись за хлебом в ближайший магазин. На входе его остановил охранник в розовом жилете «Берегиня порядка»:

– Письменное согласие супруги или старшей женщины имеется?

Растерявшись, Аркадий признался, что о нововведении не знал. На него посмотрели с сочувствием, как на забывчивого ребёнка, и объяснили, что без разрешения он может купить разве что носовой платок или пузырёк валерьянки, и то не больше одного.

Полина, с трудом скрывая смех, выписала ему «бытовую доверенность»: две буханки хлеба и пачку сливочного масла. Документ украшала печать с цветочками и надписью: «Разрешаю с любовью и заботой».

На следующий день, вооружившись кипой бумаг, Аркадий отправился в город. В автобусе абсурд достиг предела: кондукторша потребовала «разрешение на проезд от ответственного женского лица». Долго сверяясь с планшетом, она наконец позволила ему сесть.

В центре города Аркадий наблюдал ещё более странную сцену: мужчина с нервным лицом объяснял женщине—чиновнице, что просто хотел постоять у фонтана.

– Цель вашего действия неясна, – строго сказала сотрудница, изучая заявление. – Почему именно фонтан? Зачем смотреть на воду? Это антиобщественная деятельность.

Мужчину отправили на дополнительную проверку в «Центр психологического консультирования мужчин» – выяснить, не является ли созерцание воды скрытым мужским эгоцентризмом.

Аркадий смотрел на это зрелище с нарастающей беспомощностью, едва сдерживая смех, грозящий прорваться в самый неподходящий момент.

Вечером он увидел, как группа женщин в фиолетовых жилетах останавливала мужчин и проверяла чипы. Тех, у кого их не было, с вежливыми улыбками, от которых становилось не по себе, препровождали в автобус с надписью «Мобильный пункт чипизации».

– Это просто формальность, – ласково говорила активистка растерянному мужчине в костюме, пытавшемуся объяснить, что разрешение осталось дома. – Женская комиссия решит, как вы будете полезны обществу. Возможно, станете готовить завтраки ответственным женщинам или вести кружок кройки и шитья.

Вернувшись домой, Аркадий включил телевизор, чтобы отвлечься, но там транслировалась очередная новость дня. Ведущая с победоносным видом сообщала, что сегодня в фильтрационные лагеря отправлено рекордное число «неорганизованных мужчин». На экране мелькали кадры: мужчины с растерянными лицами стояли в очередях, словно школьники перед прививкой, а строгие чиновницы изучали анкеты.

Аркадий выключил телевизор и устало опустился на диван. Полина осторожно подошла и погладила его по плечу:

– Ты не думай, это временно. Просто нужно немного подождать, и система устаканится.