СФСР - Алексей Небоходов

Полина рассмеялась громче, представив невероятный сценарий, где кофе превращается в предмет долгих переговоров.

– Твоя жизнь станет сплошной анкетой и записками—разрешениями. Но я обещаю быть снисходительной и выдавать тебе пропуска на воскресные прогулки в парк.

Оба засмеялись, чувствуя, как абсурд ситуации медленно поглощает их, заставляя забыть о серьёзности происходящего.

Тем временем на экране женщины торжественно передавали друг другу микрофон, словно магический жезл, дарующий власть и вселенскую мудрость. Мужчины, растерянные и ошеломлённые, стояли молча, будто им только что объяснили, что их мнение отныне не существует, а любые возражения – лишний шум.

Аркадий с усмешкой указал на экран, где одна из женщин уже организовывала конкурс идей по управлению мужским поведением. Она энергично размахивала блокнотом, зачитывая предложения: «обязательная еженедельная аттестация мужчин по курсу семейного поведения», «контроль жён за выбором одежды мужей» и даже «тренинги по развитию мужского терпения».

– Вот видишь, – ухмыльнулся Аркадий, пожимая плечами, – уже начали организовывать курсы послушания. Скоро нас поставят в угол и заставят писать сто раз: «Обещаю вовремя убирать носки».

Полина рассмеялась и кивнула:

– Точно! Представляю тебя в школьной форме с портфелем, идущим на занятия по послушанию. Будешь приносить домой дневник, а я стану ставить тебе звёздочки за хорошее поведение.

Аркадий тоже не выдержал и рассмеялся, осознавая, что абсурд достиг апогея. Он снова посмотрел на экран, где продолжался праздник новой реальности, в которой безумие стало нормой, а логика – лишней.

– Знаешь, Поля, – сказал он, улыбаясь с горечью, – самое страшное не в том, что это происходит, а в том, как легко люди снова принимают диктатуру, не замечая подвоха. Сегодня они аплодируют, а завтра опять будут искать виноватых, когда всё пойдёт не так.

Полина серьёзно кивнула и слегка сжала его руку:

– Боюсь, так и есть. Но сейчас уже ничего не изменить. Видимо, людям нужно наиграться в абсурд, чтобы потом удивляться, как докатились до такого.

Аркадий молча вздохнул и поднял пульт, направляя его на телевизор. Экран погас, оборвав бесконечный поток безумных новостей, способных навсегда поселиться в голове.

В гостиной повисла почти облегчённая тишина, однако тревога, засевшая глубоко внутри, не исчезла, заставляя задуматься, сколько ещё кругов абсурда предстоит пройти обществу, прежде чем оно найдёт равновесие.

Экран погас, и реальность вокруг, вдохновлённая увиденным, стала торопливо и с абсурдной комичностью подражать телевизионной картинке. Перемены проникали в страну так стремительно, словно огромная метла за ночь вымела старый порядок, заменив его новым – таким же нелепым, но куда более ярким и эмоциональным.

С первого же утра после объявления «Женоустроя» руководящие кресла государственных учреждений начали дружно занимать женщины. Министерства, департаменты, ведомства и даже местные администрации переживали спешную, почти театральную смену руководства. Мужчины, ещё вчера важно подписывавшие бумаги, теперь молча и растерянно собирали личные вещи, уступая кабинеты новым начальницам.

Офисы превратились в арены трагикомедий, где бывшие начальники, с тихой грустью и недоумением, забирали семейные фотографии, старые календари и любимые ручки, которыми вершили судьбы подчинённых. Секретарши провожали их сочувственными взглядами и с ироничной доброжелательностью шептали вслед: «Не переживайте, теперь вам не придётся принимать серьёзных решений».

На следующий день Аркадий отправился прогуляться по улицам Первопрестольска, чтобы лично оценить масштабы происходящего. Город напоминал театральную декорацию спектакля абсурда. Повсюду царила бодрая, почти праздничная атмосфера – будто все освободились от тяжёлого груза ответственности.

Магазины и офисы украшали плакаты с жизнеутверждающими лозунгами: «Настоящий мужчина слушает и выполняет!», «Женский совет – лучший совет!», «Сила мужчины – в покорности!». Манекены в витринах переодели в рубашки с надписями: «Виноват заранее», «Я послушный, спрашивайте жену», «Не говорю без разрешения». Мужчины, одетые в такие майки, смущённо улыбаясь, привыкали к новой реальности.

Остановившись у кофейни, Аркадий заметил бывшего управляющего крупного банка, который теперь неловко обслуживал столики, аккуратно расставляя чашечки и робко спрашивая у посетительниц: «Вам достаточно горячо, мадам?». Получив одобрительный кивок, он улыбался так, будто сдал сложный экзамен.

– Вот оно, новое счастье, – усмехнулся Аркадий, взглянув на Полину, шагавшую рядом и с любопытством наблюдавшую за происходящим.

– Теперь представь, какие интересные совещания будут проходить в министерствах, – рассмеялась Полина. – Дамы обсуждают важные государственные вопросы, а мужчины стоят в уголке и записывают поручения.

– И получают замечания в дневники, – мрачно пошутил Аркадий, стараясь скрыть тревогу. – Скоро, наверное, появится дисциплинарная карточка, где будут отмечать послушание дома и на работе.

Слова его оказались пророческими. Не прошло и пары дней, как по всей стране были учреждены особые «комитеты нравственности». Эти структуры, состоящие из серьёзных и неподкупных женщин, получили задачу контролировать поведение мужчин на работе, дома и в общественных местах.

Председательницей центрального комитета стала женщина настолько сурового вида, что даже закоренелые бунтари спешили замолчать, встретившись с её взглядом поверх очков. Комитеты немедленно приступили к работе с невероятной энергией и энтузиазмом. Теперь мужчины жили под постоянным наблюдением проверяющих дам, которые внезапно появлялись в офисах, кафе, на улицах и в парках, тщательно фиксируя мельчайшие нарушения в блокноты.

На улицах города можно было часто наблюдать, как солидные мужчины в дорогих костюмах смиренно оправдывались перед дамами в одинаковых фиолетовых платках. Они объясняли, почему заговорили первыми без разрешения жены, почему долго смотрели на витрину с электроникой или забыли улыбнуться женщине—кондуктору.

– Представляешь, Аркаша, – хихикнула Полина, проходя мимо очередной проверки, – теперь даже твоё настроение должно будет согласовываться с комитетом нравственности. Сегодня грустный – замечание. Завтра задумчивый – второе.

– А за третье отправят на перевоспитание, – кисло пошутил Аркадий, покачивая головой. – Буду ежедневно писать сочинения: «Как я люблю и уважаю свою жену» и «Почему женщины всегда правы».

Полина остановилась и рассмеялась громче, прикрывая рот ладонью, словно боясь открыто радоваться абсурду.

– Ой, Аркаша, не говори так громко, ещё услышат и воплотят, – нарочито серьёзно произнесла она. – У них сейчас фантазия работает с небывалой силой, каждая новая идея кажется лучше предыдущей.

Аркадий тяжело вздохнул, осознавая, как комедия стремительно перетекает в трагикомедию, размывая грань между смешным и страшным.

Вечером стало известно, что мужчины окончательно лишились права занимать руководящие посты выше среднего звена. Телевидение и радио уверенными женскими голосами с комичным пафосом объясняли, что решение принято из заботы о мужчинах, которые слишком долго мучились под грузом ответственности.

В конце дня Аркадий и Полина молча пили чай на кухне, избегая разговоров о новом мире. Но абсурд, как навязчивая реклама, постоянно стучался в их мысли, напоминая, что он теперь и есть реальность.

За окном послышался негромкий стук каблуков активисток комитета нравственности, и Аркадий, задумчиво глядя в окно, тихо произнёс:

– Интересно, Поля, долго ли продлится этот