СФСР - Алексей Небоходов

– Сюда, быстрее! – его голос звучал твёрдо и спокойно, будто теперь он нашёл свою истинную роль. Люди смотрели на него с удивлением и даже с благодарностью, забывая о прошлом.

Тем временем власть окончательно рухнула, словно неумело построенный карточный домик. Силовики бросали оружие и дезертировали. Командиры безуспешно пытались связаться с центром, но тот молчал, будто кто—то отключил звук и свет одновременно.

Первопрестольск вступал в новую, неизвестную жизнь, и никто не знал, лучше ли она будет прежней. Аркадий стоял среди дыма и руин, окружённый спасёнными людьми, странно свободный и одновременно потерянный. Он понимал: история ошибок не прощает, а ошибки уже были совершены.

Ксения остановилась перед огромной дверью резиденции Ветрова, всматриваясь в массивные деревянные створки с тяжёлыми ручками. Группа повстанок замерла рядом, ожидая знака. Казалось, дверь сама осознавала неизбежность и готова была сдаться без боя.

Но бой всё—таки начался. Последняя охрана Ветрова, ещё изображавшая верность системе, открыла беспорядочную стрельбу, больше похожую на истерику, чем на сопротивление. Выстрелы звучали глухо, пули впивались в потолок и стены, будто сами стрелки уже не верили в успех.

Повстанки уверенно шли вперёд, спокойно отвечая на выстрелы небрежной, уставшей стрельбой. Исход сражения был решён, и в их глазах горела тихая уверенность. В руках они держали оружие, но в сердцах уже чувствовалась лёгкая усталость и желание завершить безумный спектакль.

Когда последний охранник бросил оружие и в замешательстве поднял руки, Ксения спокойно сказала:

– Всё. Хватит. Идите домой. Ваше представление окончено.

Охранник растерянно смотрел на неё, затем медленно отошёл в сторону, не понимая, почему он ещё жив.

Беззащитная и пустая резиденция ждала нового акта трагикомедии. Ксения тихо и уверенно поднималась по лестнице. За ней следовал небольшой отряд повстанок, держась на почтительной дистанции. Она знала, где найти Ветрова. Он не станет убегать или прятаться – никогда не был трусом.

Семён Михайлович спокойно сидел в кабинете, сохраняя достоинство, словно ожидал визита, а не ареста. Его руки спокойно лежали на столе, глаза внимательно смотрели на старинные часы, отмерявшие последние минуты его власти. В его взгляде не было злобы или страха, лишь обречённость мудреца, давно понявшего правила игры, в которой проигрывают все.

Дверь распахнулась без стука. Вошла Ксения, за ней – повстанки, быстро расставляющие камеры для прямой трансляции. Она шагнула вперёд и посмотрела Ветрову прямо в глаза:

– Семён Михайлович, вы арестованы, – её голос звучал ровно и спокойно, как если бы не было городских боев. – Вы обвиняетесь в преступной политике, нарушениях прав и свобод граждан, подавлении инакомыслия и разжигании гражданской войны.

Ветров медленно кивнул, оставаясь непринуждённым и даже с лёгкой улыбкой, в которой была лишь горькая покорность:

– Вы всё верно сказали, – тихо произнёс он. – Я действительно всё это сделал. Но учтите, Ксения, теперь вы занимаете моё место. Власть быстро меняется, а люди остаются прежними. Вам ещё предстоит понять, что проблемы не решаются заменой портретов на стенах.

– Спасибо за предупреждение, Семён Михайлович, – Ксения слегка усмехнулась, принимая его слова спокойно. – Но это уже наши проблемы. Ваши полномочия окончены.

Она кивнула повстанкам. Те быстро подошли к Ветрову, аккуратно надевая ему наручники. Он встал и спокойно поправил манжеты, будто собираясь на официальную встречу. Голова не сопротивлялся. Он лишь внимательно осмотрел кабинет, прощаясь с местом, где принимал судьбоносные решения.

Трансляция ареста мгновенно облетела город и страну. Повстанки, их сторонники и случайные свидетели замерли перед экранами. Старый порядок рушился, а власть меняла хозяев.

По столичным улицам прокатилась волна ликования, смешанного с горечью, облегчением и тревогой. Люди аплодировали и кричали от восторга, уже забыв, ради чего вышли на улицы.

Город праздновал, ещё не осознавая, что смена декораций не всегда меняет сюжет, а спектакль, где все они были актёрами, не заканчивается простой победой или поражением. Первопрестольск радовался, с трудом понимая, чему именно. Главное – старая власть сошла со сцены, уступив место новой, неизвестной и тревожной.

Аркадий вошёл в кабинет в тот момент, когда Ксения заканчивала предъявлять обвинения. Он остановился у двери, не вмешиваясь и не привлекая внимания, словно случайный свидетель. Его взгляд устало скользил по лицам присутствующих и задержался лишь на фигуре Семёна Михайловича.

Ветров заметил его не сразу. Лишь через мгновение он поднял глаза и встретился с Аркадием взглядом. В глазах старого политика не было ни осуждения, ни обиды – лишь странная философская горечь. Уголок его губ приподнялся в печальной, вымученной улыбке.

– Вот видишь, Аркаша, – тихо произнёс он скорее себе, чем Аркадию. – Сколько раз история давала нам этот урок? И что? Никто ничего не усвоил. Мы бесконечно повторяем одно и то же, надеясь на иной исход. Смена власти не меняет людей, а лишь тасует роли в старой пьесе. Ты скоро это поймёшь. Хотя, думаю, уже понял.

Аркадий молчал, глядя на человека, которого когда—то считал сильным и мудрым, а теперь видел лишь усталого старика, ясно знавшего финал своей истории. Тяжёлая пустота охватила Аркадия, лишив последней веры в справедливость происходящего.

Ксения, не обращая внимания на их короткий диалог, уверенно повернулась к камерам и объявила громко и чётко, словно пытаясь достучаться до каждого зрителя:

– Семён Ветров будет публично судим за преступления против народа. Его вина будет доказана, а наказание станет началом новой жизни страны. Пусть это послужит уроком всем, кто захочет повторить его путь.

В её голосе звучала твёрдая, почти фанатичная вера в справедливость. Она была уверена, что её слова не просто произнесены, а меняют мир.

Повстанки медленно вывели Ветрова из кабинета. Он спокойно шёл между ними, не сопротивляясь, словно отправлялся не на суд, а на неизбежную церемонию.

Проходя мимо Ладогина, Ветров на секунду задержался и едва слышно сказал:

– Береги себя, Аркадий. Дальше будет хуже. Ты увидишь, как глубока пропасть, открывающаяся перед нами. Я пока не вижу выхода.

Аркадий кивнул, ничего не ответив. Он смотрел вслед уходящим, чувствуя себя потерянным и бессильным перед событиями, накрывавшими город подобно лавине.

Когда Ветрова увели, кабинет показался странно пустым и тихим, будто здесь только что закончилась генеральная репетиция спектакля без зрителей. Аркадий вышел на улицу, видя, как город погружается в хаос. То, что начиналось как справедливое восстание, теперь превратилось в стихийный акт мести и разрушения, где закон уже ничего не значил.

Улицы захлестнула толпа, потерявшая страх и разум. Разъярённые люди охотились на чиновников, которые в панике бежали, бросая документы и имущество. Огонь охватывал дома, отражаясь красными вспышками