СФСР - Алексей Небоходов

путаница. Женские отряды, несмотря на хорошее вооружение, двигались хаотично: сбивались с маршрута, теряли связь, но продолжали идти вперёд, веря скорее в свою правоту, чем в тактику. Силовики, получив приказ, мобилизовали силы для контратаки.

Аркадий отвернулся от окна с чувством обречённости. Он понимал: сейчас начнётся масштабное кровопролитие, которое невозможно остановить словами. Спектакль, начавшийся как неудачная авантюра, превращался в трагедию. Ему оставалось только смотреть, как рушится знакомый мир.

Генерал Битюков, комендант Первопрестольска, давно привык выполнять любые приказы, даже абсурдные. Его сознание спокойно плыло по течению слепого послушания без сомнений. Получив распоряжение от Ветрова, генерал с холодной решительностью отдавал приказы, словно играл заученную роль в банальной трагедии.

На улицах, ставших полем боя, паника быстро сменилась ужасом. Силовики, ведомые приказом генерала, открыли огонь на поражение, не разбирая, кто перед ними – повстанец или случайный прохожий. Выстрелы разрывали тишину, превращая город в хаотичную декорацию, где актёры забыли свои роли.

Ситуация стремительно выходила из—под контроля. Жители, недавно с надеждой вышедшие поддержать восстание, теперь в ужасе разбегались, прячась по подъездам и подворотням. Пули не выбирали жертв, а их крики смешивались с командами силовиков, создавая зловещую симфонию катастрофы.

Аркадий наблюдал, парализованный беспомощностью. Город, ставший ему родным, погружался в кошмар. От него ждали решительных действий, но тело не слушалось, а мысли путались в поисках хоть какого—то выхода.

Телефон завибрировал на подоконнике. Аркадий машинально взял трубку, не отрывая глаз от улицы. На экране светилось имя Полины. Он знал, что она скажет, но ответил:

– Алло.

– Аркадий, прошу тебя, останови их! – голос Полины дрожал от страха и отчаяния. – Там люди гибнут зря! Ты можешь поговорить с Ветровым, с генералом, с кем угодно! Сделай хоть что—нибудь!

Он закрыл глаза, сжимая трубку, будто от этого зависело нечто большее, чем связь.

– Полина, я не знаю, что ещё сделать, – с трудом выдохнул он. – Ветров уже приказал действовать без ограничений. Меня никто не послушает. Я пытался…

– Ты не можешь просто стоять и смотреть! – перебила она, почти выкрикивая. – Ты не такой человек. Я знаю, ты другой…

Аркадий не ответил, лишь медленно отвёл телефон от уха и сбросил вызов. Окно перед ним больше не казалось просто стеклом – теперь это был экран, на котором разворачивалась трагедия, а он – лишь зритель без права вмешательства.

Тем временем Алина Красникова действовала быстро и точно, будто заранее знала финал. В полутьме комнаты она с хирургической точностью публиковала в сети кадры происходящего. На мониторе мелькали короткие видео: кровь на улицах, испуганные лица, беспощадность силовиков и отчаяние повстанцев.

Её пальцы легко бегали по клавиатуре, создавая подписи, способные разжечь возмущение:

«Это не порядок, а террор!»

«Первопрестольск под огнём собственного правительства!»

«Жестокость системы против свободы!»

Видео мгновенно разлетались по сети, поднимая волну негодования. Алина понимала: информационная война не менее важна, чем уличная. Но её не покидало чувство, что всё это – плохо поставленный спектакль с рухнувшими декорациями.

На улицах творилось невообразимое. Повстанки и жители, пытаясь отбиться от атак силовиков, уже не разбирали, кто союзник, а кто враг. Всё смешалось в трагическом хаосе: люди стреляли, падали, вставали и снова стреляли, не понимая, по какому сценарию идёт представление.

Генерал Битюков наблюдал за происходящим по камерам без эмоций и сомнений. Для него это была очередная задача, где нужно действовать жёстко и без размышлений. Его приказы звучали коротко и холодно:

– Огонь на поражение. Подавляйте любое сопротивление. Других вариантов нет.

Аркадий, всё ещё держа в руке мобильный, не отрывался от вида за окном. Слова Полины звучали в голове приговором. Он ясно ощущал её боль и упрёк, и от этого собственное бессилие казалось ещё острее. Аркадий понимал, что не сможет помочь, что он уже стал частью трагедии, где ему отведена лишь роль беспомощного зрителя.

Первопрестольск тонул в хаосе, охваченный безумием и жестокостью, которые уже не остановить словами или призывами к разуму. Авантюра превратилась в кошмар, где платили жизнями невинные люди. Аркадий осознавал, что он не герой – всего лишь свидетель неизбежного конца.

Центр столицы горел бессмысленно и ярко, словно пиротехника вышла из—под контроля на забытом празднике. Сердце власти превратилось в лабиринт хаотичных схваток. Здания, вчера ещё казавшиеся неприступными, рушились под натиском повстанок, движимых страстью и жаждой справедливости.

Ксения вела одну из основных групп наступления. Её недавно такое хрупкое и неуверенное лицо теперь горело решимостью, заставляющей идти за ней даже обессиленных. Она стала воплощением восстания, живым символом свободы, пробивающимся сквозь дым и огонь.

– За мной! – кричала она, перекрывая выстрелы. – Пути назад нет, только вперёд! Сегодня или никогда!

Повстанки шли за ней, не всегда понимая, куда именно, но чувствуя, что ведёт их не человек – сама судьба. Первые административные здания сдались быстро, словно были не из бетона и стали, а из картона и газет.

Силовики, осознав бессмысленность сопротивления, бросали оружие прямо на мостовую. В их глазах исчезла злоба, осталась только пустота. Кто—то снимал форму и уходил в толпу, другие застывали, забывая, как актёры, свои реплики.

В кабинете, недавно бывшем центром управления страной, Семён Михайлович Ветров стоял у окна, глядя на улицы. В его взгляде читался не страх, а мрачное осознание неизбежности. Он всегда знал о непрочности власти, но не думал, что падение произойдёт так стремительно и нелепо. Ветров перебирал в уме варианты побега, решив уйти тихо и без суеты, но едва потянулся к телефону, как дверь распахнулась.

– Семён Михайлович, они уже здесь, – дрожащим голосом сообщил помощник. – Выходы перекрыты, уйти невозможно.

Ветров равнодушно кивнул и опустился в кресло. Он не спорил, не сопротивлялся. Сценарий был завершён, и его роль закончилась.

В это же время Аркадий выбежал на улицы, охваченные хаосом. Его голос, пытавшийся докричаться до толпы, тонул в грохоте выстрелов и панических криках, превращаясь в беспомощную реплику второго плана.

– Остановитесь! Хватит бойни! Вы же убиваете своих! – выкрикивал он, уворачиваясь от пуль. Но повстанки смотрели на него с презрением: перед ними был человек власти, против которой они восстали.

– Убирайся! – крикнула женщина с автоматом. – Твоё время вышло. Теперь историю пишем мы!

Он видел ненависть в её глазах и понимал, что слова бессмысленны. Аркадий ощущал себя лишним персонажем, исключённым из сюжета, но всё ещё пытающимся сыграть последнюю реплику.

Продолжая путь, он заметил группу горожан, запертых между горящими автомобилями и перестрелкой. Среди них были старики, женщины и дети – случайные жертвы чужой игры.

Не задумываясь о собственной безопасности, Аркадий бросился к ним, прикрывая собой и помогая выбраться. Жар огня