Долгая дорога к дому - Муравьев

ставит перед нами неразрешимые парадоксы. Благодаря ей личность уже не является неделимой. Что делать, когда одно существо живет множество раз? Исток у всех один, но память и судьба разные. Должны ли они все отвечать за совершенное их предком зло? Распространяется ли на них долг чести за совершенные им благодеяния? Я не знаю. Не знаю даже, кто бы мог ответить на такой вопрос. Так что не будем касаться прошлого. К сожалению, я знаю историю Вэру в Ленгурье, - из твоей памяти, точнее, из памяти Элари. Любопытство, - страшная вещь...

Я опустил голову в сильнейшем смятении чувств. Услышав о том, что Вайэрси прочел мою память, я пришел в дикую ярость... и, в то же время, был рад, что не нужно ничего объяснять.

Вдруг общение с Ньярлатом показалось мне детской забавой. Тот был злобен, и, ослепленный злобой, глуп. Меня терзали, я защищался, - всё было просто. А вот если ты просто не можешь понять своих чувств к тому, с кем разговариваешь, - что тогда? В самом деле?

- Мы должны знать, заслуживает ли помощи просящий о ней, - продолжил Вайэрси. - Хотя неведение тут может быть спасением. Когда погибла долина Лангпари, Анмай бросил тебя, - но не только. Он бросил всех уцелевших, - ради своего личного счастья. Если бы он пошел с вами, до Твердыни добралось бы больше файа. Надеюсь, ты не сомневаешься в этом?

- Нет, - во внезапном приступе растерянности признался я. - Элари это знал. Всегда.

- Анмай много знал и многое умел. Страсть к ядерной энергии у него в крови. Если он дошел бы до Твердыни, она не пала бы так быстро, - её погубила не авария реактора, а отсутствие вождя. Конечно, обычно мы не видим последствий наших поступков. Но Анмай знал... по крайней мере, должен был знать. Он мог спасти тысячи жизней, - но предпочел им тоскливую безопасность. Разве это не заслуживает самых жестоких мучений?

Я смутился и не ответил. Вайэрси, в сущности, не сказал ничего нового, - обо всем этом Элари уже думал длинными одинокими ночами.

- А теперь самое плохое, - голос Вайэрси звучал совершенно безжизненно. - Заслуживает ли Иситтала твоей любви? Она долго жила в Унхорге, который так не понравился Элари. Она сама говорила ему, что порой занималась там любовью сразу с несколькими юношами, - потому, что одного ей было мало. Впрочем, ненасытное любострастие, происходящее от избытка жизненных сил, - не такое уж большое преступление. Гораздо хуже другое. Она убила свой народ, когда приказала стрелять атомными снарядами по беженцам. Вот это поистине чудовищно и заслуживает настоящего ада.

- У нее не было выбора, - глухо ответил я, глядя в землю. - Припасов не хватило бы на всех. Элари знал.

- В самом деле? - спросил Вайэрси, и вдруг мне захотелось убить его, - за то, что он повторял вслух мучившие меня мысли. - Разве тебе не приходило в голову, что война с сурами в любом случае сильно сократила бы население долины? Но, если бы в ней было не сорок, а шестьдесят тысяч, файа бы отбились. Пусть им весной пришлось бы голодать, их народ выжил бы. Ты думаешь, Иситтала не понимала этого?

- Должна была понимать, - через силу ответил я. - Но почему тогда?

- Она знала, что если впустит беженцев в долину, они просто захватят её. Пусть файа и отбились бы от сурами, но потом... я не знаю, пришлось бы им есть друг друга, но убивать пришлось бы. В Лангпари взрослых было во много раз меньше, чем среди беженцев. Ты думаешь, они смогли бы сохранить власть? Кто стал бы слушать жену свергнутого правителя? А переоценить свои силы так легко... и она не без оснований считала, что и так отбилась бы. То, что Яршор смог заблокировать бункер, - это действительно редчайшая случайность.

- Я не могу поверить, что она хотела только власти, - холодно ответил я. - Элари её знал.

- Конечно, всё не так просто, - Вайэрси тоже опустил голову и говорил очень тихо. - Если бы родители пришли в долину, система общественного воспитания немедля рухнула бы, - а ведь на ней держалась вся цивилизация файа. Что сталось бы с их общественным строем, если бы детей учили тому, что нравиться родителям, а не тому, что нужно государству? И, наконец, главное. Иситтала выросла в Золотых садах, именно они были её родиной, - а ведь нужда в них давно отпала. Между Байгарой и Садами шла долгая вражда, и если бы Байгара пришла в долину, - Сады не просто погибли бы. Все поняли бы их бесполезность, поняли бы, что все накопленные в них знания, в сущности, ничего не стоят. Пусть это и не совсем так, но Иситтала боялась этого. Именно в этом и состоит её преступление. Она хотела сохранить мир своего детства неизменным, - и любой ценой, забыв, что ценна каждая жизнь. В такую ловушку легко попасть мечтателю, - но правитель должен думать обо всех. Она избрала легкий путь, - и в этом её ошибка, простительная для обычного человека, но для правителя смертельная, ибо он в ответственности за всех, а не только за тех, кого любит. Теперь ты понимаешь?

- Да, - ответил я, не видя его из-за слез. - Но я всё равно люблю её. Помогите им, - хотя бы ради меня.

Вайэрси надолго замолчал.

- Любовь - величайшая из сил нашей души, - вдруг тихо сказал он. - Она приносит нам счастье, но не только. Любовь может быть и самой разрушительной из всех наших сил. В ослеплении любви можно перейти границу... когда уже ничто иное не кажется важным. В желании любой ценой быть с любимой... любимым... любимыми можно шаг за шагом разрушить весь окружающий мир, и оказаться в пустыне, откуда уже не будет иного выхода, кроме смерти. Так было... и будет, даже если мы решим иначе. Путь между безднами чересчур узок... впрочем, что толку в словах? Я вижу, как ты страдаешь, и не хочу этого. Все мы совершаем ошибки, падаем... но потом поднимаемся. Анмай и Иситтала будут здесь... ради тебя, и я надеюсь, что однажды они станут одними из нас. Но хочешь ли ты их видеть?

Я поднял голову.

- Нет. Пока - нет.

5.