Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Северин прижался спиной к дубу и закрыл глаза.

Он не видел ее похорон. Волчья война была в самом разгаре, отец занимался возможной засадой, в которой малыш сын станет либо заложником, либо жертвой.

В течение пяти лет в Соломии Северин надеялся, что взрослые ошиблись, а мама действительно жива, и он ее обязательно найдет. В течение пяти лет не хотел верить, что мама ушла навсегда, и он никогда больше не услышит ее голос. В течение пяти лет питал крошечную надежду — и его детство кончилось, когда он впервые увидел этот дуб.

– Учись старательно. Когда-то мы отомстим за маму вместе, — сказал отец, передавая Северина в джуры Захару, и сын навсегда запомнил эти слова.

Он приезжал к ней каждый год на Пасху, когда колокола сельской церкви радостно пели — воскрес, поистине воскрес...

Но звонов не слышно. Ныне не Пасха, и она вообще не на кладбище; сегодня ночь серебряной скобы и он пришел искать Гаада... Потусторонний!

Джура опрометью вскочил на ноги и обернулся: дуб исчез. Вместо него гадилась тропинка, ведущая к живописной избушке с пышным садом. Северин протер глаза: избушка не исчезла. Он пошел осторожно, ежесекундно ожидая новых козней — багряные глаза, бестелесные голоса, очередную мечту или какую-то другую химеру — но ветерок игриво трепал волосы, тучи иногда закрывали солнце, свежая зелень хрустела под ногами, а благовония разнотравья хлыстали.

Северин приблизился ко двору, внимательно оглядываясь. Под вишневым цветом стоял накрытый стол, за которым могли усесться не менее сорока человек. От наполненных мисок, тарелок, блюд, баняков, кувшинов, кувшинов и бочонок не разглядеть вышивку на скатерти. Джура проглотил слюну.

У изголовья стола сидел человек в черном.

— Да заходи, — крикнул он недовольно.

Хозяин разговаривал густым басом, одетый в черную рубашку, вышитую капризным красным узором, сменяющимся всякий раз, когда Северин хлопал глазами или отводил взгляд, череп совершенно выбрит, кожа загорела. В ушах сверкали золотые кольца, над жестко очерченным ртом свисали длинные усы. Самыми страшными были его глаза – сплошные багровые склеры без зрачков.

Гаад.

– Ты нашел меня. Боишься?

От него волнами расходилась невидимая сила – могучая, скрытая – от которой кожа бралась сиротами.

– Нет.

Северин украдкой бросил взгляд на стол.

- Еду можно есть, питье пить. Яда, как и любой другой ловушки, нет. Прошу, – Гаад указал на скамью.

Северин осторожно сел на расстоянии двух шагов. От яств поднимались соблазнительные запахи. Живот Северина тоскливо урчал.

– Зачем пришел? – спросил Гаад.

– Характерником хочу стать, – ответил Северин.

Хозяин достал трубку, медленно набил табаком. Глаза его блеснули и табак задымился. Гаад глубоко затянулся, выдохнул дым прямо на юношу. Тот не закашлялся, потому что давно привык к нему – учитель постоянно курил смесь табака и конопляного зелья, и сам Северин тоже несколько раз пробовал курить.

– Нет, ты не хочешь стать характерником, – сказал Гаад.

— Что это?

— Потому что, парень, не твое желание. Так желают твои родители.

Северин возмутился.

– И близко не угадали! Моя мать...

– Знаю-знаю, – прервал небрежно Гаад. — Твоя мать, Ольга Чернововк, погибла в первой битве с Свободной Стаей.

Багровые глаза сверкнули вторично. Табачный дым превратился в очертания всадницы, падающей с коня.

— Твой отец, Игорь Чернововк, поклялся отомстить за нее. Его кровавая водоворот до сих пор не оплачена.

Сизая облако превратились в волка, мчавшегося по степи.

— Ты, Северин, старался, чтобы отец взял тебя в джуры, но он отдал тебя в учебу другому, — багровые глаза блеснули и дымные образы растаяли. – Я вижу тебя глубоко. Почти насквозь.

— Итак, вы видите, что мои родители — рыцари Ордена, а волчья тропа — мое предназначение.

Гаад расхохотался.

– Назначение? Ваше племя придумывает столько слов, чтобы скрыть свой страх.

– Я не боюсь, – повторил юноша, стиснув зубы.

— Боишься, Северин, боишься. Однако признаться не хочешь даже самому себе. Боишься предать память матери, будто твои поступки означают для мертвой. Боишься разочаровать отца, который не простит тебе другой жизненный путь. Боишься выбрать свою судьбу своими силами и прикрываешься грязными о назначении.

Его трубка погасла, но Гаад не обращал внимания.

Соломия когда-то спрашивала: точно ли он хочет стать характерным? Действительно ли его решение? Северин разозлился и оборвал разговор, больше они об этом никогда не говорили.

Гаад, издеваясь, произнес то же самое — и джура вскипел. Он ведь действительно хотел стать рыцарем Серого Ордена, это было его сознательное желание с детства, зачем приплетать сюда лишнее?

– Это моя воля и мои решения, которые вас не обходят, – отрубил Северин. - Я пришел не лясы точить, а подписать соглашение!

- Как негречно. Скрываешь за дерзостью неуверенность? Все вы одинаковы, — презрительно сказал Гаад и махнул левой рукой, в которой появился свиток. – Вот твоя сделка.

Свиток развернулся на весь стол, прокатился по двору, побежал дальше по дороге в поля. Начало его составляло длинный черный текст кириллицей, а остальное занимала очередь сотен, если не тысяч, подписей. Северин остолбенело смотрел на строчки имен. Когда-то этот свиток подписал Мамай. И его мать. И его отец. И Захар...

- Условия ты знаешь, но я должен озвучить их, - Гаад зажег взглядом погасшую трубку. — Подписывая соглашение, ты получишь новые силы: волшебство крови, превращение в волка, неуязвимость к железу, чугуну и стали. Как ты будешь этим распоряжаться — твое личное дело. Также получишь слабости, что люди прозвали проклятием: не сможешь покорить Зверя в себе, если полнолуние трижды застанет тебя на одном месте; будешь иметь большую уязвимость к серебряному оружию; твой посмерть будет принадлежать Потустороннему миру.

- Душа, прикованная к земле, - кивнул Северин.

Гаад смерил его длинным взглядом и кивнул головой:

— Еще одно рожденное страхом смерти слово. Впрочем, не о том речь. Тебе понятно все, что я перечислил?

– Да.

— Никаких коварных примечаний мелким шрифтом здесь нет. Договор был согласован с другим задолго до рождения твоих родителей, поэтому ты не можешь изменить или дополнить ни слова ни сейчас, ни потом. То есть никогда. После подписания ты не сможешь расторгнуть соглашение. То есть навсегда. Поэтому или ты соглашаешься на условия, подписываешь свиток и уходишь... Или не соглашаешься, не подписываешь свиток и уходишь — но цель, ради которой ты пришел сюда, не будет достигнута, и последствия такого решения могут быть непредсказуемы, — Гаад выпустил гнездо дыма.