Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

– Как фамилия?

– Бартини. Зовут Робертом Людвиговичем.

Некоторое время Васька напряжённо размышляет, потом вздыхает:

– Не знаю такого. Может, он и трудится у нас, да только они все засекречены и своих имён никому не раскрывают. Даже те, которые вольные. А есть ещё на заводе «шарашка» – так она огорожена, и там их никто не видит. У них общежитие на территории, и в город они не выходят. А те, которые расконвоированные, так тех совсем немного, но с нами, простыми работягами, они почти не общаются. Белая кость, понимаешь ли. Да и нам это не с руки. За ними, сам знаешь, следят. Кому нужны лишние неприятности?

Наверное, пора уже не ходить вокруг да около, а спрашивать напрямую:

– Вот бы мне пообщаться с кем-нибудь из этой белой кости? Глядишь, и нашёл бы своего родича. Не мог бы ты мне помочь? С меня за помощь накрытая поляна…

– Какая поляна? – удивляется Васька.

– Ну, там, где я живу, так называют хорошую выпивку под хорошую закуску. Отблагодарю, то есть…

Некоторое время Васька размышляет, потом неуверенно говорит:

– Вызвать кого-то из «шарашки» за проходные не получится. Вохра не даст, а если и получится, то всегда стукачок рядом найдётся, который проследит и доложит куда следует. Тебе же этого поноса не нужно, как я понял?

– Верно понял.

– А внутрь тебя без пропуска не пустят. У нас даже отдел кадров – и тот за проходными. Чтобы к ним попасть, надо сперва до их начальства дозвониться, потом они, если решат с тобой побеседовать, то пропуск выпишут, да ещё будут тебя проверять не меньше месяца.

– Но что-то ведь можно придумать? По глазам вижу, что можно… Давай, брат, придумывай, а то у меня путёвка закончится, а с родичем так и не встречусь!

Некоторое время мы идём по улице молча и уже прошли остановку, до которой собирался проводить меня Васька.

– Можно придумать следующее. Только ты слушай и не перебивай, – Васька снимает кепку и вытирает ею пот, выступивший на лице. – Есть у нас заводская столовая, у которой два входа, и один из них – с улицы. То есть, все желающие, даже не заводские, могут зайти и пообедать. Второй вход в столовую находится с другой стороны, с территории завода. Правда, там на дверях стоит вохровец, дядей Пашей зовут, но с ним всегда можно договориться. Если, скажем, опоздал на смену или проспал, то, чтобы тебя не оштрафовали, чешешь не через главные проходные, а через дядю Пашу.

– И так можно попасть на завод всегда, когда захочешь?

– Конечно, нет. Столовая открыта с улицы для всех желающих два часа утром, два часа в обед и два часа вечером. А когда идут на обед заводские, снаружи дверь закрывается.

– Я тебя понял, Вася. Если, скажем, прийти туда утром, где-нибудь в кладовке спрятаться и дождаться, пока двери откроют для заводских, то можно спокойно с людьми пройти на территорию?

– Не всё так просто, – Васька даже грозит мне пальцем. – Дядю Пашу тоже надо суметь пройти, а без пропуска к нему не суйся.

– Где же взять этот пропуск?

– А пропуск в стеклянной таре в любом магазине продаётся! Только смотри, чтобы дядю Пашу не спалить, а то до него уже был один вохровец, которого за руку поймали.

– Тоже за водку пропускал?

– Нет, там другая история. Тот мужик помогал какие-то дефицитные приборы из цехов выносить. Червонец ему, как расхитителю народного имущества, дали и – будь здоров. Поехал на Колыму белых медведей пасти.

– Чего же так много ему дали?

– Пособником закордонных врагов оказался – наши чекисты его потом живо раскололи, сам признался, что он английский шпион и работает на японскую разведку…

Купить «пропуск в стеклянной таре» мне не на что, а просить денег у Васьки Пугача не хочется. Может, он по широте душевной и дал бы, но видно же, что человек небогатый и лишних накоплений не имеет, а вернуть их я ему не смогу, даже если очень захочу. Разве что через семьдесят лет его сыну Петру Васильевичу.

Уже около самой проходной нас встречают друзья из бригады, с которыми мы вчера пировали, и Васька отвлекается на них, а я незаметно исчезаю в толпе, чтобы не привлекать к себе внимания. Хватит и того, что засветился на площади с милиционером и в забегаловке среди выпивающей публики. Михалычей везде и во все времена хватает.

Придётся теперь придумывать, как разыскивать Бартини иным способом, однако вариант с рабочей столовой отбрасывать пока не будем. А лучше всего, пока суть да дело, сразу отправиться туда, и там уже размышлять.

Здание заводского общепита видно издалека. Оно совсем недалеко от проходных, и к нему ведёт такая же аллея, как и к главному входу. Широкие, крашеные синей облупившейся краской двери сейчас закрыты на большой амбарный замок, и на табличке указано, что столовая откроется для посетителей с улицы только в десять утра. Гляжу на большие круглые часы над проходными – пятнадцать минут восьмого.

Пока разглядываю табличку и прикидываю, на что же мне потратить такую кучу времени, прежде многолюдная площадь перед проходными резко пустеет. Никто не хочет опаздывать на смену. А мне куда податься, чтобы не быть на виду?

Некоторое время болтаюсь около закрытых дверей столовой, потом отхожу к газетному киоску и пытаюсь читать в свежем номере выставленной в витрине газеты «Правда» очередную статью вождя народов, но в голову ничего не лезет. Одна лишь мысль не даёт покоя: как найти моего авиаконструктора?

Предположим, дождусь открытия столовой, а потом даже спрячусь в какой-нибудь подсобке, чтобы выйти оттуда, когда дядя Паша откроет дверь на территорию завода. Может быть, сумею перехитрить его и каким-то образом пробраться за проходную. А что дальше? Наверняка исследовательские лаборатории и экспериментальные участки, где может находиться учёный, имеют повышенную секретность, и попасть туда будет ещё сложнее, чем за проходные. Там наверняка свои охранники – уже не чета дяде Паше, и с бутылкой к ним не подкатишь. Иными словами, проколоться при таком раскладе куда больше шансов, чем встретиться с Бартини.

Чувствую, как у меня начинает гудеть голова, но не от вчерашней попойки с Пугачом, а как это было раньше – ломит в висках, глаза начинают болеть и слезиться, воздуха не хватает для дыхания…

За газетным киоском – тенистый скверик с лавочками. С трудом доползаю до первой из них и чуть не