"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор

настойчиво требует пищи материальной, а обед мы как-то… нечувствительно – словечко было знакомое, олеговское – пропустили. Заодно перед мадам Клавье извиниться надо. Напугали старушку.

– Да уж, представляю себе, как мы смотрелись со стороны – Содом с Гоморрой отдыхают…

Ужин проходил в непринужденной, почти домашней обстановке, так, как бывает в семьях после крупного скандала, в котором виноваты обе стороны. Каждому хочется загладить вину и не напоминать партнеру о случившемся ни словом, ни жестом.

Еле слышное звяканье столовых приборов изредка прерывалось хрестоматийными, почти из туристического разговорника, фразами: «Месье Руа, будьте добры, передайте соль» или «Жаннет, дорогая, тебе уже не нужна баночка с горчицей?»

Татьяна посмотрела со стороны на всю эту идиллию и тихо засмеялась про себя. Банальные застольные фразы напомнили ей виденную когда-то «Лысую певицу» Ионеско. Чем не сцена из спектакля, а если еще учесть, что главных героев абсурдистской пьесы звали мистер и миссис Смит…

Следующий приступ смеха чуть не стал неконтролируемым – Таня еле сдержалась, схватив первый попавшийся бокал и выпив его содержимое залпом. К счастью, он был полон воды, а не вина или чего покрепче. Промокнув уголки глаз салфеткой, она выпрямилась и столкнулась взглядом с глазами Виктора.

– У тебя все в порядке? Подавилась? Может похлопать?

– Спасибо, обойдусь. Уже прошло.

– Тем не менее, – внезапно Виктор зааплодировал, чем вызвал у нее очередной приступ смеха. Бородатая шутка попала на подготовленную почву, Таню буквально прорвало. Она смеялась, даже когда уже не могла, навзрыд, всхлипывала, запрокидывала голову, закрывала руками рот, но все тщетно. Хорошо скрываемая истерика, вызванная дневным напряжением, нашла себе выход не в слезах. Одно это радовало Виктора. Женские слезы он, еще со времен первого брака, терпеть не мог. Однако, чем закончится эта «истерика», не мог предположить даже он.

– Подожди! – сказала Татьяна, неожиданно прерывая смех, и даже руку подняла, чтобы остановить ненужные вопросы. – Подожди…

– Что?

– Пойдем! – прозвучало решительно, но крайне загадочно.

«Интригует…» – но Виктор, разумеется, пошел.

– Садись! – скомандовала Татьяна, кивнув на рояль, когда они вошли в музыкальный салон. – Играй!

– Что?

«Что за блажь?» – возмутился Федорчук, но за инструмент сел.

«Что?..» – спросила себя Татьяна и ощутила, как смутное чувство, невнятная идея, мелькнувшая у нее здесь, в этой комнате, пару часов назад, обретает наконец плоть, превращаясь в ясную мысль и верное чувство.

– Танго в Париже.

«Ну да! Какая, к чертовой матери, кирпичная стена?! Какой, прости господи, Станиславский?!»

Она «увидела» перед собой рояль, стоящий на небольшом возвышении в какой-то пражской каварне, и Олега-Баста с ослабленным галстуком и тлеющей сигареткой в углу губ…

Танго, в Париже танго… Она неторопливо, удивительно хорошо и правильно, ощущая свое тело, подошла к роялю, наблюдая между делом сквозь опущенные ресницы, как расширяются и одновременно загораются глаза месье Руа.

Das ist der Pariser Tango, Monsieur,

Ganz Paris tanzt diesen Tango, Monsieur,

Und ich zeige Ihnen gern diesen Schritt,

denn ich weiß, Sie machen mit…

«Господи!» – но времени на размышление уже не оставалось. Он должен был играть и играл, а она…

Татьяна изумительно пластично прошла разделявшее их расстояние, подхватила с рояля его собственный, недопитый бокал с коньяком, сделала – поймав паузу – аккуратный глоток, выхватила турецкую папиросу из раскрытого портсигара и пошла обратно, продолжая петь и взводя своим «нервом» напряжение до высшего градуса. Казалось, еще мгновение и огнем страсти и вожделения займется весь музыкальный салон. Но пока огонь горел только в камине, да еще свечи вот… И Таня остановилась вдруг, наклонилась коротко к язычку пламени, трепещущему над свечой, прикурила и, не сломав мелодии, выдохнула вместе с дымом:

Bei einem Tango, Pariser Tango…

Ich schenke dir mein Herz beim Tango

Die Nacht ist blau und süß der Wein,

wir tanzen in das Glück hinein…

«Черт! – у Виктора едва сердце не ушло в побег через горло. – Мать твою…!»

А Татьяна, завершив песню, остановилась к «залу» вполоборота, подняла было руку с дымящейся папиросой к губам, но, задержав движение, повернула голову и внезапно улыбнулась, создавая такой эффект, что сердце и в самом деле рвануло куда-то сквозь ребра, но…

– Будьте любезны, «Листья», маэстро!

«Листья?! Ах, да, Листья…»

И он заиграл, а она… Она прослушала проигрыш, выдохнула дым, и…

Он даже не заметил, как они «прошли» всю программу, но факт. Прошли. Пролетели. Прожили! И как прожили! Великолепно, замечательно, так, что захватывало дух и рвало на части сердце, и кровь то ударяла в голову, то устремлялась в безрассудный бег…

– Ты… – сказал он, вставая из-за инструмента. – Ты…

– Я… – она была обескуражена не меньше Виктора. Наваждение закончилось, но что-то изменилось. – Я даже не знаю…

– Ты чудо… Олег…

– Молчи!

– Ты…

– По-моему, я готова.

– Да. Несомненно!

Они стояли и смотрели друг на друга и глупо улыбались, и Татьяна подумала вдруг, что пить и курить можно бросить и завтра, если вообще. А сегодня, сейчас, положено ей снять стресс или нет?

«Положено!» – решила она и улыбнулась еще шире:

– А теперь я хочу вина, а завтра…

– А завтра? – так же широко улыбнулся Виктор.

– Завтра ты позвонишь герру Рамсфельду и скажешь, что мы готовы.

– А мы готовы? – но, уже задавая этот вопрос, Федорчук понял, что знает ответ не хуже, чем Татьяна.

Глава 6

Европа, март 1936 года

1. Степан Матвеев – Майкл Гринвуд, поместье Бойд, март 1936 года

Поместье Бойд раскинулось милях в двадцати на запад от Блэрского замка. Впрочем, у Бойдов имелись и свои собственные руины. Метрах в трехстах и на полсотни выше – чуть западнее «New Boyd's House» – торчала среди куп деревьев старинная башня и угадывались остатки крепостной стены, закутанные в плющ, как в шотландский плед. Ну а «Новый дом Бойдов» построили «совсем недавно» – всего лишь в начале восемнадцатого столетия и, судя по состоянию, в последний раз ремонтировали еще до того, как покойный полковник Бойд – в то время молодой человек, но уже в высоких чинах – отправился на англо-бурскую войну. Добравшись из Эдинбурга – морем до Данди, поездом до Питлохри, и, черт знает, на чем еще до поместья, – Степан обнаружил, что верить первому впечатлению не стоит. Особняк и парк действительно выглядели неважнецки, но зато внутри дома Матвеева ожидало немало приятных сюрпризов. К этому моменту стряпчий в Эдинбурге уже поставил сэра Майкла в известность о характере и