"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор

стекло. Но ничего этого Матвеев-Гринвуд не замечал. Степан впал в азарт, сродни тому, что охватывал его раньше, при написании научных статей, особенно таких, где нужно было добавить изрядную долю полемического яда. Творчество на неизведанном поле журналистики – статья о Голландии в зачет не идет, ее писал по большей части Гринвуд – захватило настолько, что он позабыл о времени, о еде, об испорченном сне и прочих мелких неудобствах.

Было бы опасным заблуждением думать, что чешский национализм, так же как и словацкий, возведен в ранг государственной политики. К счастью они, в своих крайних проявлениях, остаются уделом небольших групп политических маргиналов в Праге и Братиславе. История жизни вождя запрещенного «Фашистского национального сообщества» генерала Рудольфа Гайдля[136], немца по отцу и черногорца по матери, женатого на албанке, служит самым наглядным примером невозможности подойти к проблеме национализма в ЧСР с обычными мерками…

«Смешно выходит, – думал Степан, – матерого антикоммуниста, организатора мятежа чехословацкого корпуса в 1918 году, соратника и противника Колчака, два года назад посадили в тюрьму по обвинению в шпионаже в пользу Советского Союза. Ничего не напоминает? И это в одной из самых молодых европейских демократий… буйный, однако, народ эти чехи. Еще со времен Реформации жить спокойно соседям не дают. То из окна немцев выкидывают, то свет истины на копьях по округе несут».

А на бумагу ложилось:

Немцам по Версальскому договору было отказано в праве на самоопределение. Насильно разделенный между несколькими государствами, единый по крови народ рано или поздно вспомнит о своих корнях и потребует, по меньшей мере, уважительного к себе отношения. Внезапный подъем национального самосознания, особенно на фоне последствий катастрофического военного поражения и экономического упадка, вещь очень опасная. И опасность эта происходит от тех, кто стремится стать во главе законного народного возмущения. Пока Судето-немецкую партию возглавлял трагически погибший в январе Конрад Генлейн, большая часть ее деятельности не выходила за рамки закона. Теперь же, после его насильственной смерти при очень сомнительных обстоятельствах, новое руководство пошло на эскалацию конфликта, с порога отметая, как невозможные, любые обвинения в причастности Германии.

А других-то объяснений, благодаря импровизации Олега, у чехов просто нет.

Но нынешний конфликт уже отнюдь не гражданский протест в духе Махатмы Ганди. В Судетах стреляют, и чем это, спрашивается, не полноценная гражданская война? Война, способная разделить страну не по географическому или политическому, а по национальному признаку…

«Конечно, чехи виноваты сами, – думал Матвеев, закуривая очередную сигарету, – увлеклись они борьбой с немецким засильем. Поменяли шило на мыло, установив вместо равноправия мелочно-мстительный режим по отношению к нацменьшинствам. Фактически сейчас, с одной стороны, происходит ухудшенный вариант случившихся в нашей истории событий сентября тридцать восьмого, правда без давления со стороны Берлина. С другой стороны, налицо элементы еще более поздних конфликтов – массового выселения немцев из тех же районов летом-осенью сорок пятого, сопровождавшегося их частичным истреблением. Немцы, да и австрийцы тоже пока не в силах серьезно чего-то требовать. Так, оружие через границу перекинуть, боевиков, вроде приснопамятного Скорцени, поднатаскать, инструкторов судетскому „фрайкору“ опять же предоставить. Да и чехи еще не те полутравоядные, какими станут через пару лет. Резкие ребята. Зачистки проводят в лучших традициях. В города без надобности не суются, лишь блокируют. Без еды и подкреплений много не навоюешь. Да и долго кувыркаться – тоже не получится…»

Тут Степан застопорился. «Чего-то не хватает в статье. Перчинки какой-то», – мысль потребовала еще две сигареты и одну чашку кофе.

«Кофеин с никотином из меня скоро можно будет извлекать в промышленных масштабах. Промышленных…»

Казалось, проще наплевать на то, что немецкий народ, разделенный между пятью государствами, – «А что вы хотите? Когда делили, Германию и Австрию не спрашивали. Польше – кусочек, Франции – еще один, Чехословакию вообще слепили из того что было!» – не есть единое целое ни в плане экономическом, ни политическом, ни даже культурном, и «восстановить историческую справедливость». Воссоединить разделенный народ по мифическому принципу «зова крови». Это слишком простой и легковесный подход. Вместе с Судетами Чехословакия теряет самый промышленно развитый район. Кто же его приобретет? Ответ не имеет иных вариантов: Германия. Австрийское руководство, при всей видимой решимости противостоять политике Праги и нарочитой античешской риторике, не имеет ни сил, ни воли для проведения активной внешней политики. После прихода к власти Адольфа Гитлера германское государство получило новый импульс в развитии. Начало постепенно преодолевать последствия мирового экономического кризиса. Вместе с тем явно стала заметна политика по ремилитаризации нового немецкого рейха. Присвоив себе Судетский район с его предприятиями, Гитлер расширит базу для дальнейшего наращивания мускулов.

«Интересно, кому придется испытать на себе силу обновленной Германии? Об этом мы, несомненно, узнаем через несколько лет».

Степан перечитал последнюю фразу и удовлетворенно кивнул. Получилось совсем неплохо. Ну а дальше? Дальше-то как раз ясно.

Задумаемся еще над одним вопросом – как быть с системой международных отношений в Европе? Системой, сформировавшейся – заметим – после Великой войны, на основе Версальских и иных близких по времени соглашений. Распад Чехословакии приведет к неизбежной ревизии основополагающих статей этих договоров. Границы перестанут быть священными. На примере той же несчастной Чехословакии можно разглядеть, что соседствующие с ней государства, кроме уже упомянутых выше, не прочь отхватить по кусочку от полумертвого, в перспективе, тела. Польша округлится за счет Тешинской Силезии. На Карпатские районы давно уже поглядывает Венгрия. И это будет дурным примером, даже явно интерпретируемым сигналом для тех, кто спит и видит, как бы избавиться от версальских ограничений и пересмотреть европейские границы.

«Все, хватит, – мысли Степана, как и логические построения черновика его статьи, стали ходить по кругу, – еще немного и, загнавшись, понесу пургу. И результат будет точно, как во сне. Собьют на взлете. Все равно чего-то не хватает. Например, о договорных обязательствах Франции и Союза по отношению к чехам. Угу, а еще о невозможности их адекватной реализации из-за отсутствия общих границ. О, а это хорошая мысль! Этим и закончим. Завтра к вечеру допишу и вышлю в редакцию из почтового отделения в Питлорхи, а потом можно будет немного отдохнуть. Тем более что Ольгин материал по Балканам требует лишь минимальной стилистической обработки, не считая собственно перевода на английский».

Подумав об Ольге, Степан неожиданно для себя заволновался.

«Не женщина, а мечта подростка в пубертатный период. Сексуальная до умопомрачения, внешне слегка вульгарная и самую малость развратная – „медовая ловушка“ в чистом виде. А ведь меня к ней тянет. Безнадежно, –