"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор

– Запомни: «вопрос о состоянии дяди Отто и тети будет решен только завтра. Врачи настоятельно рекомендуют подождать и ранее ничего не предпринимать. Состояние тети практически безнадежно. Поэтому переношу операцию на понедельник, после завершения консилиума врачей»[143], – усатый терпеливо повторил эти фразы несколько раз, до тех пор, пока мальчишка не начал говорить синхронно с ним, воспроизводя все, вплоть до интонаций. На Гринвуда они внимания не обращали: какой-то британец, который толком и венского-то не знает, сидит в уголке на колченогом табурете и знай себе строчит с отрешенным видом что-то в блокноте.

– Запомнил, Микки? Кто адресат – не забыл? – усатый отвесил подростку незлую затрещину, видно – для закрепления информации. Мальчишка не обиделся, только сверкнул глазами из-под замызганной кепки

– Конечно, помню, обижаете, дядя Август! Товарищу Рихарду в Линц. Отель «Шиф», – подросток шмыгнул носом и утерся рукавом пиджака, столь же засаленного, что и кепка.

«Дьявольщина! – Гринвуд еле сдержался, чтобы не вскочить с места сразу же, как только „дядя Август“ и Микки разошлись в разные стороны. – Телеграмма самому Бернашеку![144] Неужели социалисты решили спустить конфликт с властью на тормозах? Вот так новость… Теперь – только бы добраться до телефона!»

Решение пришло в тот момент, когда Майкл шел по коридору «штаба», мимо одной из комнат, где, как он был твердо уверен, есть городской телефон. Вернувшись в ближайший аппендикс, ведущий к уборным, Гринвуд достал из кармана носовой платок, свернул жгутом и поджег, бросив в стоящую на полу мусорную корзину, доверху наполненную какими-то объедками, комками газетных обрывков и окурками. Пламя разгоралось неохотно, и это главное – мусор больше дымил, чем горел, притом изрядно воняя, что полностью совпадало с замыслом баронета.

– Die Genossen! Der Brand![145] – закричал он по-немецки, подбегая к комнате с телефоном. – Там! Горит! Скорее!

По коридору уже полз сизо-серый дым и удушливый запах горящих тряпок, промасленной бумаги и какой-то изрядно вонючей химии.

Из комнаты тут же выбежали трое – все, кто был, на вид – рабочие. Как показалось Майклу, один из них под кожаной курткой припрятал пистолет. Именно этот, прихватив со стола графин с водой, выскочил последним и даже дверь машинально закрыл, оставляя Гринвуда наедине с телефоном.

Пятизначный номер, извлеченный из памяти, дребезжание наборного диска и приторно-медовый голос в трубке: «Экспортно-импортные услуги Мензиса, слушаю вас, сэр!»

– Лонгфилд. «Дейли мэйл». Срочно.

– Диктуйте, – манера речи изменилась сразу же. Вместо слащавости появились сухие, деловые нотки человека, готового к исполнению распоряжений.

– Записывайте… – Майкл передавал обстоятельства отправки телеграммы короткими, рублеными фразами. – Содержание послания… – Время поджимало, в любой момент могли вернуться «обитатели» комнаты. Гринвуд продиктовал текст по-немецки, чтобы исключить разночтения в значимых нюансах при возможном переводе.

Он почти успел, не хватило каких-то секунд… В трубке то и дело что-то шипело, и голос на том конце просил, почти умолял говорить громче. И Майкл говорил. Последние слова он прокричал уже под дулом пистолета, направленного на него человеком в кожаном мотоциклетном костюме. Тем самым, что выскочил с графином тушить пожар в коридоре.

Гринвуд улыбнулся, положил трубку на рычаги аппарата и поднял руки.

Вена, 12-13 февраля 1934 года

«И чего я добился?»

Утром стало известно, что телеграмму перехватила полиция, а шутцбундовцы в Линце начали восстание – бессмысленное, неподготовленное, кровавое. Вслед за ними за оружие взялись рабочие Вены. А Дольфус только этого и ждал. В город вошли армейские подразделения, подкрепления к жандармам, Хеймвер стягивал силы из других регионов. Рабочие кварталы были блокированы…

«Неужели, все случилось из-за одной-единственной телеграммы, не дошедшей до адресата?»

Вчера его даже не били, разве что пихнули пару раз прикладом между лопаток, усаживая в грязный развозной фургон, провонявший кислой капустой, и привезли сюда – в Карл-Маркс-Хоф. Фотоаппарат, блокнот, документы и всю мелочь, что была в карманах, отобрали, как и пальто со шляпой. Оставили только портсигар и свободные руки…

Гринвуд достал из портсигара последнюю сигарету и жестом попросил огня у долговязого охранника – мрачного юноши с черными кудрями и библейским именем Иосиф. Зажигалку, серебряный «Ронсон-Банджо», после эскапады с подожженной урной тоже реквизировали.

Парень, не вставая со стула, бросил Майклу коробок спичек. Поблагодарив коротким кивком, оставшимся, впрочем, без ответа, Гринвуд прикурил и отправил спички в обратный короткий полет. Иосиф лениво, без резкого движения, просто протянул руку и достал коробок из воздуха, а лежащий у него на коленях манлихеровский карабин даже не шевельнулся.

«Опасный противник, – мысли баронета текли неспешно. – Молодой, но реакция… Уличного бойца видно сразу, и такого я вполне мог встретить где-нибудь в Сохо, возле артистического кафе. Мятущаяся душа в поисках приключений. Если не усыпить его бдительность – исход возможного поединка трудно предсказать. Ну, да ладно. Здесь не Олимпийские игры. Буду ждать».

Иосиф сидел практически неподвижно час за часом. Его не беспокоила даже перестрелка, время от времени вспыхивавшая за окнами большого дома. Только один раз, когда шальная очередь из пулемета разбила окна в соседней комнате, он переставил свой стул поближе к глухой части стены и жестами приказал Гринвуду сесть на пол, от греха подальше.

А еще, к охраннику несколько раз приходила девушка, чем-то неуловимо похожая на него – такая же тонкая, гибкая брюнетка, с огромными глазами и роскошной шевелюрой, которую не мог скрыть даже безобразно повязанный красный платок. Сначала Майкл решил, что это сестра стража. Но, увидев, какими взглядами обмениваются молодые люди и как Иосиф прикасается к девушке, принимая от нее тарелку дер Хафебрай – местного аналога с детства не любимого Майклом порриджа, – переменил мнение.

«Интересно, как ее зовут? Не удивлюсь, если Мириам или как-то так… Уж очень все… хм-м-м… прозрачно. Ее не портит даже этот мешковатый френч, перепоясанный грубым ремнем, да и деревянная кобура с тяжелым автоматическим „штайром“ вполне органично дополняет образ экзальтированной девы-революционерки. А как блестят большие карие глаза! Как, как? Мне – с презрением и любопытством, этому бабуину – с любовью…»

Стрельба за окном участилась. Защитники «дома Маркса» вели огонь все сильнее, пытаясь поразить какую-то невидимую Гринвуду цель. Выстрелы слились в сплошной треск, как от ломящегося сквозь сухостойный кустарник кабана. Пальцы Иосифа, сжатые на цевье карабина, заметно побелели.

«Похоже, дело плохо, – решил Майкл – вон как мой цербер нервничает». И в этот момент дверь распахнулась, в комнату ворвалась «Мириам» и суматошно закричала:

– Быстрее, Иосиф! Нужно уходить! Забирай этого шпиона, армейцы подтянули… – окончание фразы утонуло в грохоте артиллерийского залпа. Разом осыпались последние остававшиеся целыми стекла, вылетела