"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор

Ривьере, но воспоминания были смутными и бессвязными, не считая того немаловажного факта, что Виктор – ее первый, между прочим, мужчина, – через которого и состоялось это знакомство, называл Кауница лучшим контрабандистом Бургенланда. Самое любопытное, что торговый дом «Кауниц и сыновья» существовал на самом деле и находился именно там, где, по смутным воспоминаниям Кайзерины, он и должен был находиться: в городке Дойч-Ваграм, оседлавшем дорогу, ведущую из Вены к чехословацкой границе.

Антон Кайзерину узнал, что и само по себе факт примечательный, и даже вроде бы обрадовался ее появлению. Расспросил за обедом о житье-бытье, посетовал на преждевременную и – в принципе, глупую – смерть ди Вержи, и за десертом перешел к делу, предложив баронессе услуги «по ту и эту сторону границы». Вот тогда Ольга-Кайзерина и поинтересовалась, не мог бы Антон достать ей за деньги – фунты, доллары или франки – немного оружия для друзей, оказавшихся в затруднительном положении как раз «по ту сторону границы», то есть в Судетах. Антон просьбе не удивился, но отметил, что, хотя кое-что можно достать хоть сейчас, переброска через границу в нынешних обстоятельствах может занять довольно много времени.

– Ерунда! – отмахнулась Кайзерина. – Передать-то я как раз могу, есть у меня по случаю оказия, вот только передавать нечего.

– Ну, это не вопрос! – понимающе улыбнулся Антон. – Тебе много нужно?

– Да, нет! – улыбнулась в ответ Кайзерина. – Несколько винтовок и пистолетов меня вполне устроят.

– Тогда пошли смотреть! – пригласил ее Антон, и нежданно-негаданно Кайзерина оказалась в «пещере Али Бабы».

На складе торгового дома «Кауниц и сыновья» чего только не было! Впрочем, ни пушек, ни танков там не было, хотя пара пулеметов все-таки нашлась. Но Ольге пулеметы были ни к чему. Ей нужны были совсем другие игрушки, и они на складе имелись в избытке. В результате, за деньги покойного маркиза ди Вержи Ольга оказалась счастливой обладательницей трех винтовок «Маузер 98» – при том достаточно новых, выпуска 1923 года, две из которых, как на заказ, имели отогнутую вниз рукоятку затвора, что прямиком адресовало знающего человек к весьма специфической области военного искусства. Впрочем, Ольга сделала вид, что ничего в этом деле не понимает, но Антон ей быстренько все объяснил:

– Это чтобы ставить оптический прицел.

– Оптический прицел? – переспросила Кайзерина и, получив подтверждение, уточнила: – А он у тебя есть?

Прицел – и не один – имелся в наличии, так что Ольга купила сразу два: 2,5-кратный фирмы Görtz и трехкратный Zeiss, добавив к ним два браунинга – один модели 1910 года с обоймой на семь патронов и еще один образца 1922 года с обоймой на девять патронов; два револьвера «Наган M1910» австрийского производства и «Штайер-Пипер M1908» до кучи. Ну, и патроны, разумеется, ко всему этому напрочь нелегальному железу, которое Антон обещал доставить ей через два дня прямо в Вену.

Так неожиданно просто был решен вопрос оружия, которое могло пригодиться «неизвестному» снайперу, отметившемуся не так давно в Париже во время покушения на маршала Тухачевского.

«И знаем об этом оружии пока лишь мы с Антоном, да и то контрабандисту и в голову не придет, что брала я стволы для себя любимой и никуда из Вены вывозить их не собираюсь».

«Полежат до аншлюса, а там посмотрим, в кого и сколько раз…»

До отъезда в Мюнхен Кайзерина успела сделать еще несколько важных и не терпящих отлагательства дел. Она купила на черном рынке небольшую испанскую наваху – как раз под свою узкую кисть руки, – симпатичный стилет с перламутровой рукоятью в потертых кожаных ножнах, и охотничий финский нож. После чего настала очередь перчаточника Фроймана, который сшил специально для Кайзерины три пары тончайших лайковых перчаток, настолько тонких, что подушечки пальцев совершенно не теряли чувствительности, и портного Зейса, которому действительно пришлось попотеть, сооружая из подручных материалов – шелка, лайки и полотна – нечто вроде кобуры под внутреннюю поверхность бедра, еще одной, аккуратно вшитой в корсет как раз чуть ниже ложбинки между грудей и третьей – наплечной – для скрытого ношения под плотным жакетом или под пальто.

Вот теперь она, в самом деле, была свободна, как ветер. Отправила письмо «товарищу Рощину», про которого знала только то, что он легальный резидент советской внешней разведки, проверила почту: Стамбул, как и предполагалось, откликнулся первым; пообедала в хорошем ресторане близ главпочтамта: суп с фриттатен[137], форель, белое вино из южной Штирии и, разумеется, большая порция кайзершмаррен[138] с кофе и малиновым шнапсом. И выдвинулась к вокзалу, чтобы убыть вечерним поездом в Мюнхен.

И вот интересный феномен: сколько раз бывала в Вене Кайзерина Кински? Всяко-разно, не раз и не два. Ольга, к слову, тоже попала в столицу Австрии уже во второй раз. И обе-две ни о чем «таком» никогда не думали – ни когда приезжали, ни когда уезжали. А в этот раз, едва Ольга бросила свой равнодушный взгляд на город, из которого она предполагала сейчас уехать, как вдруг вспомнила рассказ Степана, и все сразу изменилось: и ее видение города, и понимание момента со всеми его радостями и горестями, и, разумеется, со всеми обязательствами, от которых она не собиралась – просто не могла – теперь отказаться…

3. Майкл Мэтью Гринвуд, джентльмен, Вена, Деблинг, 13 февраля 1934 года

«И куда теперь?» – мысли Гринвуда, сидящего на корточках под стеной одной из арок Карл-Маркс-Хофа[139], то размеренно падали, будто капли из подтекающего крана, то, в унисон звучащим со всех сторон винтовочным выстрелам, беспорядочно сыпались – словно бобы из дырявого мешка.

«До первого жандармского патруля? А что если это будут не жандармы, а хеймвер?[140] Лучше сразу разбить дурную голову об стену. Или я замерзну раньше? Без пальто, без шляпы… Спасибо, что руки-ноги целы и ни одного лишнего отверстия в организме…» – Майкл рефлекторно провел рукой по волосам, стряхивая с головы на когда-то – неделя как с иголочки – чистый твидовый пиджак известковую пыль и кусочки штукатурки. Длинное пулеметное стаккато, прозвучавшее совсем рядом, заставило его вжаться в стену плотнее. Но действие это было чисто инстинктивным, бессмысленным и беспомощным: стать тенью не получалось.

«Черт возьми! И что толку с того, что на улице не горит ни один фонарь?» – луна, – будь она неладна! – высоко в небе, подсвеченном заревами пожаров на истерзанных боями улицах Вены. Луна – крупная, желтая, яркая…

Пулемет пролаял еще несколько тактов смертоносного ноктюрна и как-то вдруг замолк. Через секунду раздался глухой «бум-м» и сразу