Далекие журавли - Доминик Иосифович Гольман

того ужасного несчастья он все еще не может прийти в себя. Какой уж тут разговор о новой семье? Жалко сынишку, которого после нелепой гибели Гали забрала к себе во Львов бабушка. Фельзингер очень тосковал по ребенку, порой ему становилось так не по себе, что охотно бросил бы все к чертям и уехал бы куда глаза глядят. Но такие мысли приходили лишь в минуты отчаяния. Он сам хорошо понимал, что никогда не сможет оставить Голодную степь, ибо тут его настоящий дом, только тут он чувствует себя человеком на земле.

Когда и как здесь все началось?.. Было это в начале пятидесятых. Будущим покорителям новых земель оказали большую помощь и поддержку. Уже через год-другой каждая семья имела свое жилище, а колхоз — все необходимые постройки, инвентарь и достаточно техники для пробуждения и преобразования пустынного края. Со всех сторон понаехали смельчаки — русские, украинцы, казахи, немцы, корейцы… Даже одна ненецкая семья решила попытать на этой земле счастья.

Мария Фельзингер, уже овдовевшая к тому времени, начала тоже здесь новую жизнь, как и остальные поселенцы. Вместе со своим верным помощником, как она называла шестилетнего Вольди, она прежде всего слепила себе времянку. С первого дня прилежно и старательно работала в колхозе, научилась выращивать хлопок. В те годы, когда об уборочных машинах и гербицидах здесь ничего еще не знали, нужда в женских руках была особенно велика. Едва пробившись, нежные ростки на хлопковом поле тут же переходили на попечение женщин. Только им была под силу эта работа. Надо было заботиться о каждом ростке. Ухаживать, полоть, прореживать. Позже — срезать верхние тонкие побеги, чтобы куст хлопчатника вырос крепким и пышным, раскидистым, со множеством коробок. И все это на сотнях и сотнях гектаров. Осенью опять же неутомимые женские руки собирали хлопок, обирая куст за кустом. Под палящим солнцем. С утра до вечера. Чуть ли не до самой зимы. Хлопок требовал от людей внимания, любви, великого терпения.

Умение и старание Марии Фельзингер вскоре заметили, ее выбрали сначала звеньевой, потом — бригадиром. Еще через год ее бригада собрала самый высокий урожай в районе, Мария и несколько женщин были награждены орденами и медалями.

Смышленый Вольди проводил все свое свободное время в бригаде матери. Его особенно привлекали машины, техника. Любознательный, расторопный мальчик то подсаживался к дяде Мише на тарахтящий трактор, то становился добровольным подручным у Бориса Тяна, когда тот принимался за ремонт машины. Окончив школу, Вольди поступил на курсы механиков и овладел специальностями тракториста, шофера и комбайнера. Вскоре его назначили начальником ремонтной мастерской. Парень старался, работал с увлечением. Три года назад его единодушно избрали заместителем председателя колхоза.

Таков был жизненный путь Владимира Фельзингера, так сказать, с внешней стороны. Но была еще и неприметная, невидимая для постороннего глаза и внутренняя жизнь, зачастую очень непростая. Сомнения, недовольство собой, юношеский порыв и страстная увлеченность, сменяющиеся то и дело безразличием и разочарованием, разные человеческие слабости были ему отнюдь не чужды. Однако от многих сверстников его отличали энергичность, целеустремленность и решительность там, где дело касалось общего блага. А поводы для доказательства этих качеств встречались в повседневной жизни в избытке.

Нет, иной жизни, чем в суровой Голодной степи с ее отважными людьми, Фельзингер себе не представлял. Да и мать, пожалуй, никакими силами не уговоришь уехать отсюда, хотя ей, конечно, приходилось сейчас нелегко: надо было и дом содержать, и о сыне заботиться, и на работе не ударить лицом в грязь. Правда, сыну она не жаловалась. Но иногда, когда, вконец обессиленная, возвращалась с поля, а дома ее еще ждали бесконечные хлопоты по хозяйству, она пристально и печально-укоризненно смотрела на него и только молча вздыхала. Смысл этих вздохов был совершенно прозрачен. Он старался во всем помогать ей, когда позволяло время, но это было совсем не то, в чем нуждалась мать.

Фельзингер досадливо поморщился. Об этом ли сейчас ему думать?

За окном ласково светило солнце. Теплые лучи нежно гладили его по лицу, старались, будто заигрывая с ним, заглянуть в его синие, грустные глаза…

В переулке показался Леонов. Он старательно обходил лужи, выбирал места посуше, прежде чем сделать шаг. У крыльца долго и аккуратно вытирал модные, на платформе туфли. Бог знает почему вдруг заведующий фермой решил покрасоваться в модной обувке сейчас, когда везде непролазная грязь. Скорее всего, из-за необходимости. У кого сейчас в доме найдешь сухую обувь?

— Доброе утро!

Леонов устало опустился на стул и сосредоточенно уставился в угол кабинета. Лицо его было помятое, бледное. Под глазами набрякли мешки.

Фельзингер молча кивнул. Неразговорчив Леонов, суховат, но в деле незаменим. Как говорят, всегда в борозде. На таких, как он, и держится колхоз.

Вскоре появился Тасбулат Аблязимов в новой стеганой фуфайке. Калоши снял у порога. На ногах мягкие хромовые сапожки. Голенища — гармошкой. Между складками видна прошлогодняя пыль. Ну конечно же разыскал в чулане эти хромовые летние сапожки.

— Салем, Владимир! — бодро поздоровался он и сел напротив. В его узких, миндалевидных глазах играла смешинка, выдавая спокойствие, уверенность и добродушное лукавство.

Тут же подошли Геннадий Ли и Ефросинья Мельченко. Бригадир второй бригады галантно поддерживал Фросю под локоть, пока она счищала веником грязь с ярко-красных сапожек. Фрося неизменно пунктуальна и аккуратна. Несмотря на свою полноту, поразительно подвижна, неугомонна, и члены плодоовощной бригады в шутку называют ее «моторизованными калошами». Ли поддерживал Фросю скорей из чисто рыцарских побуждений, так как она на одной ноге стоит устойчивей и надежней, чем щуплый, маленький кореец — на двух.

Вслед за ними пришли Мария Фельзингер и другие члены правления. Владимир Каспарович подошел к столу.

— Зачем понадобилось нам внеочередное заседание, думаю, всем ясно. Как вы знаете, Роберт Петрович серьезно болен. И нам нужно взять руководство колхозом пока на себя. Дело не должно страдать. А посоветоваться есть о чем. Итак…

5

В тот же день Фельзингера вызвали на совещание в район. Вряд ли добрался бы он до асфальтированной дороги на машине или на тракторе, поэтому отправился в район верхом на лошади.

Совещание затянулось допоздна. Фельзингер так вымотался за последние дни, что не рискнул глубокой, темной ночью по бездорожью возвращаться домой. Поехал окраинными переулками (вроде неприлично ехать на лошади по освещенной улице районного центра) к Майерам.

Дом молодой супружеской четы стоял в укромном углу, окутанный непроглядной тьмою. Он тихо постучал в окно. Тотчас вспыхнул в комнате свет, будто его, Фельзингера, ждали. Потом послышались торопливые шаги в коридоре, кто-то прошаркал в комнатных тапочках. Звякнула щеколда.

— Наконец-то! — хриплым