Далекие журавли - Доминик Иосифович Гольман

— Работай хорошо, и ты получишь орден, — сухо заметила Мария. — А сейчас — марш на поле!

Элла не шелохнулась. Тетя Вера приподняла ее под мышки.

— Ладно, не упрямься, девонька. Пойдем… Мы, бабы, глупы иногда, как пробки. Бог весть что болтаем… Не обижайся.

Мария чуть задержалась у двери, прищурилась.

— Если и впрямь считаешь, что на меня работаешь, то можешь спокойно покинуть бригаду.

Мария, однако, не думала обижаться на Эллу, не держала на нее зла. Молодая, глупая. Не с той ноги, должно быть, встала, вот и вспылила ни за что ни про что. Другие женщины тоже вели себя так, будто ничего и не случилось. Но Элла мучилась, казнила себя, чувствовала себя отныне чужой в бригаде и вскоре неожиданно уехала из села. Она устроилась швеей в районном комбинате бытового обслуживания. О размолвке с бригадой она очень сожалела. Одна мысль, что теперь тетя Мария ее конечно же презирает, причиняла ей невыносимую боль. «Так тебе и надо! Сама виновата». — терзала она себя. В ней словно что-то оборвалось, потухло; все тайные надежды и мечты оказались сразу под сомнением. Ведь Мария Фельзингер была не только бригадиром, но и матерью Володи, а по нему-то и сохло девичье сердце. Только что делать с непрошеной любовью? На что может надеяться девушка в таком, как она, положении? Правда, Володя еще в школе всегда внимательно относился к ней. Заступался, когда кому-либо вздумывалось над ней потешаться. Помнится, ударил даже как-то Петра Фризена, когда тот назвал ее хромой гусыней. Как благодарила она тогда в душе Володю! С того времени и жила в мыслях только для него.

Увы, любовь ее осталась безответной. При встрече они по-прежнему говорили о том о сем, о незначительном, безобидно подтрунивали друг над другом, как это велось между ними с детских лет. Каждая встреча с ним доставляла ей радость. Она восхищалась его добротой, сердечностью, но с болью сознавала, что он к ней равнодушен. Потом Володя женился, и она окончательно убедилась в бесплодности своих грез. И жизнь показалась пустой, бессмысленной.

В комбинате она шила верхнюю мужскую одежду. Вскоре об Элле заговорили как об искусной швее, и в заказчиках недостатка не было. Особенно стремились попасть к ней парни, считая, что модные брюки умеет шить в районе только она. Однако хвала и благодарности ее мало трогали. Каждый раз, когда во время примерки стояла она за ширмой у зеркала наедине с несколько взволнованным, взбудораженным заказчиком, сердце ее сжималось от боли. Сколько красивых и сильных молодых мужчин на свете! И никто ее не замечает, никому она не нужна и вынуждена влачить унылое, безотрадное существование.

Однажды ладный, видный из себя парень заказал дорогой, модный костюм. Парень оказался весельчаком, балагуром, обходительным, без умолку сыпал остротами и был очень щедр на комплименты. В другой раз, на примерке, когда Элла прилаживала воротник пиджака, он порывисто привлек ее к себе и поцеловал в щеку. Она вспыхнула от возмущения, резко оттолкнула его и дала пощечину.

— Ты что, взбесилась, прелестная мадонна? — спокойно усмехнулся он. — Никто ведь не видал!

Виктор — так звали бесшабашного молодого человека — на примерках находил разные предлоги, умышленно придумывал претензии, и Элле поневоле пришлось еще несколько раз с ним встречаться. Рук он уже не распускал, вел себя подчеркнуто вежливо и предупредительно. Его смиренность и любезность пришлись ей даже по душе. Но держалась она скованно, робко, чуралась его, и все же, когда он вскоре предложил ей руку и сердце, Элла не стала долго раздумывать.

На свадьбу пригласили весь комбинат бытового обслуживания. Родители Эллы, зажиточные, состоятельные колхозники, не поскупились, провели свадьбу с размахом, на широкую ногу: гулянка шла день в районе, два — в селе. Элле тогда почудилось, что наконец-то она добилась своего счастья.

И в самом деле жизнь складывалась как нельзя лучше. С квартирой молодоженам повезло: комбинат выделил им сразу приличный отдельный домик. Виктор показал себя расторопным и заботливым хозяином. Был он коренаст, плотно сбит, с крепкой, уверенной хваткой. Женщины завидовали Элле: «Ну, и отхватила ты сокола! Такого сыскать!» Шутливо и нежно называл он ее, бывало, «моя милая хромоножка», и это ее — как ни странно — ничуть не обижало. Ей нравилось перебирать его густую, смолисто-черную гриву, подолгу разглядывать его мужественное, обветренное лицо, и она охотно отвечала на его настойчивые, нетерпеливые ласки.

Виктор работал шофером в строительном тресте. Он имел сугубо практический взгляд на жизнь и вещи. Не бывало дня, чтобы он возвращался из района с порожней машиной. Очень скоро молодожены приобрели дорогую мебель. Пожалуй, во всей округе никто не одевался богаче и красивей их. Виктор даже кичился этим. «Главное — уметь жить. А хочешь жить — умей вертеться», — было его любимой присказкой. Домашнее благополучие порой настораживало Эллу, она знала, что муж ее «левачит», догадывалась, каким образом достаются ему длинные рубли, однако в дела его не вмешивалась (так было удобнее), помалкивала, стараясь даже не думать об этом.

Неожиданное счастье так же неожиданно и кончилось. Вскоре открылось, что Виктор оставил в Сибири жену с ребенком. Начались семейные неурядицы. Виктор, однако, оказался почитателем покоя и уюта; семейные дрязги, изнурительная молчанка были ему не по душе, и он понемногу начал избегать дом, находить радости жизни на стороне, все чаще уезжал в подозрительно продолжительные служебные командировки. Потом и вовсе исчез, оставив жену и мебель…

В густой ночной тишине дважды глухо-протяжно ударили настенные часы. Элла затаила дыхание, прислушалась, не разбудил ли перезвон часов ее дорогого гостя. Нет, Володя дышал по-прежнему ровно и глубоко. Совсем уморился, видать, бедный.

Да-а, вот так должно было быть в ее жизни. Она и Володя. Ее давняя, тайная любовь. В одном доме. Наедине. Под одной крышей. Всегда и всюду вдвоем. Вместе. Неразлучно. На всем долгом, долгом жизненном пути. Во всех стремлениях, в радости и в горести. Вот так. Вдвоем. Она и Володя…

Она старалась забыть все, что было между ней и Виктором, и предавалась в вязкой ночной тишине сладким своим мечтам.

…Она уже спит, когда Володя приходит домой. Вот он тихо, на цыпочках — чтобы не разбудить ее! — проходит в спальню. Вот он целует ее нежно, и она улыбается ему сквозь сон, замирает. Ночью она просыпается, и ей до дрожи приятно от сознания, что рядом лежит муж. Достаточно подойти к его кровати, протянуть руку, скользнуть под его одеяло и ласково прильнуть к его сильному, горячему от