Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

Конечно, шляхта не позволит королю иметь свою армию. Но это королю! А если её будет нанимать какое-нибудь частное лицо? Думается, Бона сможет додумается и до такого шага! И канцлера очень сильно интересовало, кто же это такой хитрый советчик у королевы? Уж точно не старый и добрый король. Сигизмунд правил и правит по старине, придерживаясь патриархальных традиций своих предков. А тут так и разит ромейским коварством.

Но кроме проблем внутренних, тревожили канцлера и проблемы внешней политики. И особенно события, что разворачивались сейчас в Ливонии.

Это недоразумение старых времён манило не только дикого московита. Ливонию, которая богатела, выступая в роли посредника в торговле между Ганзой и Русью, мечтали покорить и польские магнаты, дабы это Польша, а не ливонские торгаши, стала посредником в торговле России с Западом и имела с этого немалый доход от взимания пошлин. К тому же Ливония, с её развитым сельским хозяйством, богатыми городами и отлаженной системой торговых связей, стала бы неплохим прибавлением к Пруссии. Шидловецкий нюхом истинного политика чувствовал, что это прибавление позволит стране более плотно включиться в экономическую систему Европы на правах главного поставщика хлеба и других сельскохозяйственных товаров, что значительно обогатит государственную казну.

Впрочем, и магнатерия Великого княжества Литовского тоже хотела вкусить своей доли от того "пирога". И потому примчалась в Краков столь большим составом, понимая, что в одиночку окоротить московита у неё не получится.

Но как же не вовремя тот полез в Ливонию!

Ведь как раз именно сейчас у Польши было слишком много иных проблем. Тот же император и его брат были злы на поляков за перемирие с османами. Татары беспрестанно зорили окраины обоих государств, а османы вторглись-таки в Венгрию, и как там всё сложится — одному богу известно.

Или вот на западе, после того, как Польша упустила возможность принять в вассалы Западное Поморье, и князь Болеслав присягнул империи, у неё всё равно ещё оставались рычаги воздействия на его потомков. Но после визита туда московитского посла, Георг вдруг наотрез отказался обсуждать вопрос спорных городков. А значит, стал потенциально опасен.

А ведь была ещё и Молдавия. И люди поговаривали, что между Сучавой и Москвой тоже начались какие-то поползновения.

А тут ещё и император отпустил пленённого им короля франков, и тот тут же начал готовится к реваншу. Его посол был уже на пути в Польшу, и Шидловецкий даже представить не мог, какие предложения он везёт. Но какие бы они ни были, они всё одно шли в противоречие его прогабсбургской политике.

Однако и вести из Ватикана были даже как бы и не хуже. Похоже, папа решил в этот раз выступить против Карла. Его мотивацию канцлер понимал, но при этом был более чем уверен, что московит в этом начинающем противостоянии поддержит как раз Карла, а это значило, что вмешательство Польши в ливонские дела он привычно выставит как оправдание того, почему он не может выслать войск в помощь. И тогда уже ни о каком союзе с Габсбургами речи идти быть не могло. Ведь в глазах Карла и Фердинанда Польша окончательно превратится в главную помеху для московита отправлять войска в помощь императору. И что тогда? Новые планы по разделу коронных земель, как при покойном Максимилиане? Ливония хороший приз, но вмешиваться в её дела именно сейчас Польше явно не стоило. Сначала нужно было провентилировать складывающийся политический расклад, найти союзников, собрать необходимую сумму и придумать, как минимизировать возможные потери. И лишь потом уже начинать действовать.

Ну а пока придётся молить бога, чтобы ливонцы продержались хотя бы год.

* * *

Весна в Стокгольме выдалась холодной, и молодой король предпочитал вершить дела, если находился во дворце, сидя возле весело потрескивающего камина. А дел у него было много. Кризис в Дании и решительная поддержка Любека помогли ему освободить Швецию от унии и одеть королевскую корону. Но ему этого было мало: подобно былым королям, он мечтал расширить старые границы Швеции. Вот только для этого ему не хватало одной малости — денег.

Помощь Любека повлекла за собой известные обязательства и "почтенный совет" города желал как можно скорее получить дивиденды за вложенный в него капитал. Так что пришлось молодому королю издавать указ о предоставлении Любеку и его союзникам очень выгодных торговых привилегий. Так что теперь внешняя торговля Швеции велась прежде всего с ганзейской столицей и с помощью посредников, в роли которых выступали всё те же ганзейские купцы, так как в стране фактически не существовало тех, кто был бы связан с морем, кроме небольших артелей рыбаков. Но эти привилегии, обогащая других, стали изрядным минусом в доходной части казны самого Густава. Обременив себя и государство долгами Любеку, он с трудом сводил концы с концами. Где уж тут мечтать о территориальных захватах. Тем более, что его двор просто погряз в тайных заговорах, насилиях и интригах.

В начале 1524 года из датского плена возвратилась на родину вдова Стена Стуре Кристина Юлленшерна, которая вовсе не отказалась от политической деятельности. Более того, она даже сошлась с извечным врагом шведской свободы — Северином Норби, и вместе с ним начала плести сеть интриги.

В результате, в прошлом, 1525 году, Норби поднял восстание в пользу свергнутого короля Кристиана II и появился со своим флотом у стен Кальмара. Для защиты города выступил флот шведский и Норби, потерпев поражение, вернулся обратно на Готланд. После чего Густав, действуя то угрозами, то уговорами, сумел разогнать сгустившиеся над его головой тучи. Кристина была вынуждена уступить. Педер Суннанведер бежал вместе со своим помощником, магистром Кнутом, в Норвегию, а Беренд фон Мелен удалился в Германию. Вот только ощущение того, что всё далеко ещё не кончилось, так и не покидало Густава Вазу.

Зато по итогам войны против Норби, он с горечью констатировал, что флот, "уступленный" ему любекчанами, и обошедшийся казне в сорок две тысячи любекских марок, оказался небоеспособным. Флагман "Любек Сван" утонул прямо в море, недалеко от Эланда. У берегов Готланда затонуло ещё несколько кораблей. В результате флота у него уже не было, а деньги любекским купцам за корабли он продолжал платить. Причём Густав Ваза как никто другой знал и понимал, что без контроля прибрежных вод с такой большой береговой линией Швеция не сможет защитить себя от