Пересмешник на рассвете. Книга 2 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

В центре площади, там, где в его родном городе плюется водой унылый фонтан и стоит статуя Маленькой Барабанщицы, высится полосатый цирковой шатер. Он огромный, сильно больше, чем могла бы вместить площадь, и, возможно, даже больше, чем мог бы вместить целый мир. Брезентовый полог призывно откинут в сторону, однако за ним видна лишь сгустившаяся тьма.

У входа в шатер на шатающемся стуле дремлет пожилая билетерша – она не просыпается, даже когда Вильгельм подходит к ней вплотную. В руке у нее пачка билетов, отпечатанных на дешевой желто-серой бумаге. Вильгельм берет один билет, рвет его на мелкие клочки и только после этого входит в шатер.

Гремят фанфары, но не в его честь. Вильгельм вытягивает шею, силясь хоть что-то разглядеть сквозь непроглядную тьму, сквозь черный цвет, настолько густой и плотный, что его можно лишь почувствовать кожей, включающий в себя все цвета, которые он только может вообразить, и все цвета, которые он вообразить не способен. Впрочем, зрение не единственный способ видеть. И пусть и не сразу, пред ним предстает круглая цирковая арена и две застывшие на ней фигуры. Слева, напряженная, как натянутая тетива, стоит тонкая девушка в полосатой тельняшке и красном берете – Клара. А напротив нее горбится некто в огромной вытянутой маске, на которой грубо и неумело намалеван белый череп. Смерть… И Вильгельм, конечно же, морщится, потому что Смерть и Дева – слишком очевидная и заезженная метафора в любом своем воплощении, но затем он медленно кивает. Ну что ж, он опоздал к началу Представления, но, похоже, попал на самую интересную его часть…

Трясущейся рукой Макс Хенкель вытер лоб, скользкий от холодной испарины. А затем с нескрываемой досадой посмотрел на Вильгельма, посапывающего на полу. Ну как же так-то? Это было… неправильно и нечестно. И до того обидно, что даже сердце защемило. Все должно было быть наоборот: это ему, майору Хенкелю, полагалось сейчас храпеть на полу. Где бы сейчас ни странствовал этот веселый толстячок, что бы он там ни делал – на его месте должен был быть Макс!

Но чудодейственное средство не сработало, причем исключительно в его случае. Вильгельм уснул практически мгновенно, стоило ему проглотить всего одну таблетку «Крепкосна» и прикрыть глаза. Макс и до трех не успел сосчитать, а юноша уже отключился. А вот у майора, хотя он и проглотил ударную дозу лекарств, сна как не было, так и не появилось. Все, чего ему удалось добиться, – собрать полную коллекцию побочных явлений, прописанных в инструкции к снотворному. Тремор, чрезмерная потливость, сухость во рту, учащенное сердцебиение, головные боли и непрекращающиеся позывы в уборную… К этому списку Макс мог бы добавить еще и тошноту, которая в инструкции не упоминалась, но это была такая мелочь в сравнении с остальным, что, право же, не стоило беспокойства.

С трудом волоча ноги, Макс потащился в уборную, хотя, как выяснилось, смысла в этом не было никакого. Позывы позывами, но мочевой пузырь был пуст, и даже то, что он включил воду в кране, ему не помогло. Подняв глаза, Макс уставился на кривой осколок зеркала над раковиной и долго разглядывал осунувшееся, с глубокими морщинами и черными кругами под глазами неестественно желтушное лицо, не понимая, кому оно принадлежит. Совсем недавно из этого зеркала на него смотрел совсем другой человек – живой, настоящий, а вовсе не сбежавший из анатомички труп с остекленевшими глазами. Но когда Макс поднял руку и дотронулся до щеки, то же самое сделал и мертвец в зеркале.

Смотреть на него оказалось выше его сил, и Макс протянул руку, чтобы сбросить этот лживый кусок стекла со стены. Да так и замер, заметив движение у себя за спиной. Кто-то там был. Кто-то подкрался к нему сзади. Кто-то…

Макс оттолкнулся ладонью от стены и обернулся настолько резко, насколько это вообще было возможно в его состоянии. Так резко, что у него одновременно заболела шея и стрельнуло в пояснице. Но он спешил, потому что боялся, что тень за спиной исчезнет быстрее, чем он успеет ее заметить. Растает, как сон в мгновение пробуждения.

Тень не исчезла. Тень, похоже, и не собиралась никуда исчезать. Скрестив руки на груди, тень стояла у стены и терпеливо ждала, когда же он придет в себя. Макс выдохнул сквозь зубы. Что ж, он надеялся, все будет иначе, но не удивлен.

– А… Это ты…

– Да. Это я.

Девушка у стены тряхнула рыжей челкой. Красный берет придавал ей, пожалуй, чересчур воинственный вид. Полосатая тельняшка…

– Снова пришла, чтобы спасти меня? – Макс не хотел этого, однако в голосе прозвучала обида. Почему она все время вмешивается? Что ей от него нужно? Да кто она вообще такая?

– Спасти? – переспросила Клара. – От чего?

– Кто знает. – Макс усмехнулся. – От внезапной преждевременной смерти?

Клара поджала губы и нахмурилась, будто он ляпнул несусветную чушь. Такую, о которой приличному человеку даже думать стыдно. Максу стало неловко, и он чуть было не принялся оправдываться, но тут же осекся… Оправдываться за что? А самое главное – перед кем? Это ведь ненастоящая Клара, пусть внешне их невозможно отличить. У настоящей Клары нет тельняшки, она сама об этом говорила, настоящая Клара сейчас… где-то еще. Тогда кто же стоит сейчас в его номере? Призрак? Галлюцинация? Сон наяву? Странное и причудливое порождение Пространства Сновидений? У Макса не было ответа на этот вопрос. Для призрака и галлюцинации девушка выглядела слишком живой и слишком настоящей. Но это ведь ничего не значит? А потом Макс подумал, что глупо ломать голову над этими вопросами, если очевидно, что ответов он не получит. Глупо и невежливо, а вежливость и хорошие манеры – это, пожалуй, все, что у него осталось.

– Спасти от смерти? – переспросила Клара-не-Клара, вздохнула и развела руками. – Нет. Боюсь, это невозможно. В этой игре ее нельзя обыграть.

– Но можно попытаться? – сказал Макс, и девушка кивнула.

– Именно это и называется «жизнь».

Макс на секунду задумался, а затем хлопнул кулаком по раскрытой ладони и чуть ли не выкрикнул:

– Но я не хочу! Я не собираюсь! Я не буду играть по ее правилам! Я не выбирал эту игру, почему я должен в нее играть?

Макс и сам понимал, насколько жалко звучат его слова. Что он ведет себя как ребенок, который капризничает и отказывается есть тушеные овощи и пить молоко с пенками. Но эта «Клара» не стала поднимать его на смех, не стала закатывать глаза и вскидывать руки. Эта «Клара» ему