Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

– Это Беатрис, – представил мужчина. – Она сказала, что, скорее, вырвет себе сердце, чем разделит со мной постель. А я ответил, что хочу на это посмотреть, и приказал ей начинать немедленно. Но у нее ничего не получилось. Она умерла от болевого шока, не от потери крови. Видишь, какие у нее румяные щечки. И глаза блестят. Глупышка. Проще было бы сломать ребра. Как же добраться до сердца, если ребра мешают?

У нее задрожал подбородок, и она стиснула зубы, мысленно приказывая себе успокоиться. Мужчина взял ее за руку.

– Что с тобой, дорогая? Ты дрожишь. Тебе холодно? Я могу дать тебе свой плащ.

– Не нужно, мой господин. Я дрожу в предвкушении знакомства с другими сокровищами твоей коллекции.

– Ты думаешь, что Беатрис красива?

– Она прекрасна как греческая гетера.

Мужчина расхохотался.

– Тут ты права. Вот только никакая она не гетера. Скорее уж дешевая девка из лупинария. До последнего клялась, что девственница, представь себе. Кто отдает свою невинность до свадьбы, если не шлюха? Пусть скажет спасибо за то, что я позволил ей умереть так легко. Иначе она была бы обречена на жизнь в позоре.

– Мой господин, как всегда, прав.

Подойдя к очередной нише – большой, в отличие от предыдущей – мужчина осветил стоявшую там фигуру. Женщина была старше расцарапавшей грудь Беатрис лет на десять, если не больше. Облаченная в белую шелковую тогу, она замерла, скромно сцепив пальцы на животе и опустив веки. Почти полностью, но достаточно для того, чтобы сторонний наблюдатель заметил отсутствие глаз. Рыжие волосы женщины мягкими волнами падали на плечи и обнаженные руки, покрытые нежными, едва заметными веснушками.

– А это Жюстина, – представил мужчина. – Когда-то она была моей любимицей. А потом заявила, что ждет от меня ребенка. Ребенка она и вправду ждала, вот только не от меня, разумеется, а от одного из слуг. Клялась и божилась, что это неправда, и что она была мне верна. А слуга признался, что она его соблазнила. «Как можно не возжелать такую женщину, ваша милость? Один взгляд этих зеленых глаз…». Вот я и приказал ему вырвать эти самые глаза и забрать на память. Когда ребенок вырастет, пусть он их ему покажет. Должен же бедный мальчик получить хотя бы частицу своей матери? А потом пришлось дать ей тройную дозу сонного зелья. Она потеряла всю привлекательность вместе с глазами.

Через десять минут путешествия по каменному коридору, растянувшиеся на десять тысяч лет, ее трясло от увиденного и услышанного. Мужчина увлеченно представлял ей экспонаты своей богатой коллекции, рассказывал о приготовлении особого состава для бальзамирования, с помощью которого он сохраняет тела. Слова доходили до нее будто сквозь плотный слой ваты, а потом она и вовсе перестала что-либо слышать и очнулась лишь в тот момент, когда он грубо ее окрикнул.

– Ты что, оглохла?! Я сказал, садись! Теперь твое место – здесь!

Она непонимающе смотрела на пустую нишу. Крохотный паук ткал свою паутину на одной из стен, пол был засыпан песком и острыми каменными обломками. В одну из стен вставили цепь, которая заканчивалась тяжелыми кандалами.

– Неужели я чем-то прогневала своего господина? – спросила она, надеясь, что в ее голосе не звучат слезы.

– Если ты задаешь этот вопрос, значит, тебе придется просидеть здесь втрое дольше! Сядешь – или я помогу?!

По ее щекам потекли обжигающе горячие слезы, и мужчина толкнул ее в спину. Она упала на колени, чудом не врезавшись лбом в стену, каменные обломки впились в колени.

– Я не буду приковывать тебя кандалами, – сказал мужчина. – Не смею лишать свою даму удовольствия пообщаться с ее предшественницами. Сперва ты не захочешь говорить с ними, но через пять-шесть суток все изменится. Люди, долго проведшие взаперти, должны слышать чей-нибудь голос, пусть бы и свой. Иначе они сойдут с ума. Инстинкт самосохранения у вас очень силен. Подумай над своим поведением. Когда решишь попросить прощения, позови. – Он рассмеялся. – Если сможешь до меня докричаться, конечно. С твоего позволения, воздам должное зеленому чаю и миндальным пирожным.

***

Она сидела, забившись в угол, и наблюдала за огромной крысой, устроившейся возле противоположной стены. Крыса непрестанно шевелила блестящим черным носом и усиками и жевала кусочек какой-то пищи, сжимая его в лапах. Она прищурилась, пытаясь разглядеть что-либо в темноте. Бисквит. Ягодный бисквит, тающий на языке. Рот наполнился слюной, желудок уже в который раз свело голодной судорогой. Сколько она здесь сидит? День? Два дня? А, может, неделю? Пить уже не хотелось. Голова отзывалась тупой болью в висках, не успевшие зажить порезы и синяки на ногах саднили и чесались. Она пыталась думать о доме, о свободе, о синем небе и зеленых лесах, о цветах в саду, о прозрачной воде озерца возле родной деревни. Но все эти мысли вытеснило глухое, абсолютное отчаяние. Нужно уснуть. Если она умрет во сне, но не будет мучиться ни от голода, ни от жажды. Ее мать тоже умерла во сне. Милосердная смерть. Вот только мать умерла свободной, а она умрет здесь. Под укоряющим взглядом замолчавшей на веки женщины в нише напротив. Как ее зовут?.. Она не помнила. Да и зачем они, эти имена? Сестры не называют друг друга по имени. А все они сестры. Разделяют страдание и боль. Но кому-то повезло, и для него боль прекратилась.

Крыса ушла, через минуту-другую вернувшись с очередным кусочком пирожного. Вдвое больше предыдущего. И принялась грызть его с удвоенным аппетитом. Она бессильно застонала – с губ сорвался странный полувздох-полухрип – и села, пытаясь не обращать внимания на израненные ноги. Нет, сдаваться нельзя. Она не умрет. Не здесь. Не в подземелье со страшными статуями застывших в своей безжизненной красоте женщин. Рано или поздно она вырвется на свободу. А потом убьет его. Он бессмертен, но и бессмертные уязвимы. Дело за малым – узнать, чего они боятся, и отыскать это средство, чего бы ей это ни стоило. В замке огромная библиотека, в ней собраны книги на нескольких языках… Она с трудом читает на родном французском, не говоря о других, но у нее есть все время на свете для того, чтобы исправить ситуацию.

– Проголодалась, милая?

Голос мужчины над ухом не удивил и не напугал ее. Она была