Союз трёх императоров - Сергей Анатольевич Балакин

– Гражданин Колчак! Вам, наверное, уже известно: единственной законной властью на территории бывшего наместничества являются государственные органы Дальневосточной республики, то есть мы. И мы знаем, что на прибывшем в город бронепоезде находятся ценности Харбинского банка. В связи с этим просим вас добровольно передать их Политическому центру – законному органу власти. Подчёркиваю: мы просим вас, хотя имеем право приказать. Замечу также: железнодорожные пути разобраны, и бронепоезд вместе с его грузом в ближайшие день-два неизбежно окажется в наших руках. Однако во избежание ненужного кровопролития мы предлагаем вам совершить акт доброй воли и передать золотой запас без сопротивления. В этом случае мы гарантируем вам и вашей спутнице возможность беспрепятственно выехать из города. Ну, а если вы откажетесь… Часть наших сторонников придерживается анархистских взглядов, и я не в состоянии отвечать за их действия. Боюсь, я не смогу гарантировать вашу безопасность. Особенно в отношении вашей прелестной спутницы.

Наместник окинул собравшихся взором и, обращаясь к австро-венгерскому атташе, сказал с горькой усмешкой:

– Ладно эти… Но вы же офицер! Вы знаете, что такое офицерская честь?

– Знаю, – раздражённо ответил капитан Боровичек, и от этого раздражения его речь приобрела сильный акцент. – Я много знаю – больше, чем вы думаете. Но я буду отвечать перед теми, кто, как и я, присягал моему императору, а не вашему!

– Вы будете отвечать перед своей совестью! И перед Богом – как и мы все…

Повисшую паузу прервал Чудновский:

– Ну так вы согласны или нет?

– Среди вас есть хотя бы один русский дворянин? – спросил Колчак.

– Есть, – ухмыльнулся бритоголовый мордоворот, стоявший за спиной Чудновского, скрестив руки на груди. – Я дв…

вор… рянин! Мой п-папа – п-польский а-ри-сто-крат Иван К-котовский!

– Вы даёте честное слово дворянина, что обещание отпустить нас будет исполнено?

– Даю! – ещё раз ухмыльнулся амбал-заика.

Верить этому уголовнику было нелепо, но у адмирала не оставалось выбора. Он с трудом выдавил из себя:

– Что вы от меня хотите?

– Вас отвезут на станцию, вы лично дадите распоряжение передать ценности представителю Русско-Азиатского банка.

– Хорошо, едем, – Колчак направился к двери.

– Александр, не делай этого! – со слезами крикнула ему вслед Лиза.

Адмирал обернулся.

– Всё будет хорошо, – сказал бесстрастным голосом и в сопровождении разношёрстной группы мятежников вышел на улицу.

* * *

Два автомобиля остановились на привокзальной площади. Караульный, путаясь в полах шинели, подбежал к бронепоезду и сообщил Пепеляеву, что его ждёт наместник. Тот накинул соболью шубу и поспешил к зданию вокзала.

Адмирал выглянул из окна лимузина:

– Все находящиеся на поезде ценности необходимо передать губернскому отделению Русско-Азиатского банка. Виктор Николаевич, прошу вас вместе с господином Троекуровым и капитаном Боровичеком доставить груз по назначению и оформить все необходимые документы.

Пепеляев кивнул, хотя не смог скрыть удивления. Колчак столь важное распоряжение дал как бы мимоходом, даже не вышел из автомобиля… Всё это показалось ему очень странным, но ослушаться наместника он не рискнул. За выгрузкой ящиков с золотом на подошедший санный поезд он наблюдал сам. Затем по долгу службы отправился вместе с Троекуровым в хранилище Русско-Азиатского банка. Уж очень не хотелось ему покидать бронепоезд. Видимо, догадывался, что едет навстречу своей гибели.

А лимузин «Делоне-Бельвиль» с Колчаком, Зайдером и двумя бандитами-социалистами укатил назад. Наместник был мрачен: он с опозданием осознал, какую ошибку совершил…

Ах, Александр Васильевич! Вы были хорошим адмиралом, но какой из вас, к чёрту, политик? Неужели вы не поняли, что отдав этот приказ, вы стали теперь никому не нужны? Ни царю, ни бандитам-революционерам, ни даже когда-то боготворившим вас морским офицерам!..

У площади Дровяного базара шофёр свернул прямо на речной лёд. Постоянные северные ветры сдували здесь снежный покров, и по широкому плёсу в месте слияния Ангары и Иркута можно было ехать как по шоссе. Машина остановилась напротив устья реки Ушаковки.

Колчак ступил на лёд и всё понял. Рядом стояли санирозвальни, шестеро вооружённых людей… В проруби, пробитой в толстом ангарском льду, чернела вода. Криво усмехнувшись, Адмирал Четырёх Океанов хотел было напомнить о «честном слове дворянина», данном час назад их сообщником, но осёкся. Он вспомнил, отчего мерзкое бритоголовое лицо сразу показалось ему знакомым. Предвоенный Севастополь, дерзкое ограбление ювелирного магазина… И расклеенные по всему городу листовки с портретом опознанного налётчика. Совершенно точно, это был он! И фамилия Котовский там, кажется, тоже была указана… Впрочем, сейчас всё это уже не имело никакого значения.

– Гражданин Колчак! – обратился к наместнику старший расстрельной команды. – Вы обвиняетесь в антинародной деятельности, шовинизме, обструкционизме и подлом убийстве двадцати шести харбинских комиссаров!

– Кого-кого? – не понял адмирал.

– Двадцати шести комиссаров, расстрелянных по вашему приказу в Харбине месяц назад!

– Товарищ Бурсак, не отвлекайтесь! – цинично поторопил коллегу-палача стоявший поодаль Зайдер. Скрестив руки на груди, он был похож на заядлого театрала, с нетерпением ожидавшего кульминации увлекательного действия на сцене.

Бледный как мел, но не потерявший самообладания Александр Васильевич спросил:

– Вы можете выполнить моё последнее желание? Я бы хотел увидеть жену.

– Это невозможно! – отрезал Зайдер. – Да и сами подумайте: зачем несчастной дамочке видеть всё это?

Город на правом берегу почти скрылся в морозной дымке. Треска винтовочного залпа никто из его жителей не услышал.

* * *

– А что с адмиральшей делать будем? – с порога спросил раскрасневшийся от мороза и возбуждения Зайдер.

Котовский почесал репу (применительно к его причёске и форме головы это очень точное выражение):

– Многов-вато з-знает. С-следует шлёп-нуть!

– Жалко. Уж больно хороша, – вздохнул бывший владелец борделя, в силу своей профессии знавший толк в женщинах.

– Да? – удивился лысый пахан. Складывалось впечатление, что до сего момента он смотрел на Лизу исключительно с классово-непримиримых позиций. – П-пойду вз-згляну.

Запертая в подвале Лиза была бледна, веки распухли от слёз, губы дрожали, но всё это не могло скрыть её красоты. Котовский расправил плечи и усмехнулся:

– И вп-прямь хорош-ша. Но ты, З-зайдер, с-слюни не пусккай: я ей-ё себе в-возьму. Зад-думаешь дот-тронуться – уб-бью! Про т-твою бол-лезнь мне в-всё извес-стно!

Зайдер зло сверкнул глазами, но тут же поник и изобразил покорность. Уж кто-кто, а он прекрасно знал: пытаться перечить Котовскому равносильно самоубийству. Он достал из кармана часы на серебряной цепочке и сказал:

– Гриша, нам надо поторапливаться! Они уже должно быть уже подъезжают к Байкалу.

Котовский, Зайдер и Лиза спешно сели в сани-розвальни, запряжённые парой приземистых сибирских лошадок серой масти. Возница взмахнул кнутом и погнал лошадей «с ветерком». Свернули на Амурскую, у кузниц спустились на лёд и дальше помчались вверх по Ангаре, огибая многочисленные заснеженные