Фантастика 2025-50 - Сергей Ампилогов

Мы пожали друг другу руки – и я вошёл в кабине товарища Гамаюна прямо под бой башенных часов.

— Вот за что уважаю бывших, — вместо приветствия высказался товарищ Гамаюн, поднимаясь из-за стола и шагая мне навстречу, — так это за пунктуальность. Вот нет в вас этой расхлябанности. Как будто Революцию мы делали для того, чтобы вовремя приходить не надо было, и работать стало можно спустя рукава. Для того и создала народная власть нас с тобой, товарищ Ратимир, стражей Революции. А не только, чтобы гадов разных подколодных гонять.

Он протянул мне руку и крепко, до хруста в пальцах, пожал её.

— Ты извини, что я вот так, даже привет тебе не сказал, а тут же накинулся. Накипело просто. А тут ты заходишь прямо под бой часов.

— Да что уж…

Мне оставалось только плечами пожать. Революционная расхлябанность стала бичом Народного государства, и бороться с нею оказалось ой как непросто. Быть может, в чём-то сложнее даже, чем с врагами внутренними и внешними. Ведь многие из пьющих на работе, прогуливающих, отказывающихся приходить на службу вовремя часто били себя кулаком в грудь и кричали о том, как они Революцию делали.

— Ладно, — немного остыл Гамаюн. — Не для того вызвал я тебя из самого Хаджитархана, чтобы о расхлябанности рассказать. Ты о ней знаешь, наверное, побольше моего. Я ж после Дешта в этом кабинете, а ты, как был на границе со Степью, так и остался там служить. Скажи мне, товарищ Ратимир, тяжко там сейчас?

— До Хаджитархана бейлики не дошли, сам знаешь, — ответил я. — Но местный элемент там сильно возбудился, когда они подходить начали. Да и провокаторов заслать из Порты успели много. Уголовники опять же хвост поднять пытались, но у Ловца воров с ними разговор короткий. Без правой руки много не утащишь. Они теперь толпами после выхода из УГРО записываются в инвалидные артели. Да то, что в городе теперь кроме гарнизона ещё и дивизии Народной армии стоит, играет свою роль.

— А за городом как? Не лютуют?

— Сам знаешь, что лютуют. И ещё как лютуют. У бейликов конницы полно и выучена она куда лучше, чем бойцы ЧОНа. Бьют их сильно и жестоко. Оттого народ за версту от Хаджитархана власти уже не видит толком. Разве когда кавалерия Народной армии поможет. Но у неё и своих дел выше крыши. Князья из Великой степи уже подзабыли уроки командарма Будиволны, а ответить им нечем сейчас. Некому как тогда через границу ходить, чтобы выжигать их городки и усадьбы.

— Смотрю я и у тебя накипело на душе, Ратимир.

Гамаюн опустил привычное «товарищ», значит, разговор переходил в несколько иную плоскость. Знать бы ещё, в какую именно.

— Дело у меня к тебе такое, Ратимир, что никому другому я поручить больше не могу. Мало кто знает, что мы вообще знакомы друг с другом, что дрались когда-то вместе против имперцев. Ведь потом-то меня народная власть услала с флота, и в Матросском полку меня не было. Да и после хотя и служили мы не так далеко друг от друга, да как-то не пересекала судьба наши пути-дорожки. Однако я тебя знаю не только по бумагам, но и по делам тоже.

Гамаюн перевёл дух после длинной тирады. Я предпочёл молчать. Ведь я ровным счётом ничего не понимал пока.

— Знаешь что, Ратимир, давай-ка сядем, и всё я тебе объясню толком. А то смотрю у тебя уже глаза в кучку собираются от моих словес. Просто сам не знаю, с чего бы и начать. Всё как-то не так выходит. Криво и неправильно.

Он вернулся в своё кресло и сделал мне нетерпеливый жест. Мол, садись давай – нечего надо мной нависать.

— А начать, пожалуй, стоит вот с чего. Ты, наверное, знаешь, что был у меня друг, товарищ боевой, правая рука моя. Тоже из бывших, как и ты. Гневомир звали. Вместе с ним мы не одного гада вывели на чистую воду и к стенке поставили. Это ещё до войны было. До Дешта. Я ведь тогда в городе остался, а его не было. После атаки бейликов все считали меня покойником, но ты-то не хуже моего знаешь, что выбираться из самых отчаянных положений в моей натуре.

А вот это точно! До сих пор не знаю я, как спасся тогда товарищ Гамаюн с гибнущего «Громобоя».

— Когда до своих добрался, я едва живой был, без памяти. В госпиталях долго валялся – в себя приходил. И доходили до меня новости о друге моём бывшем, Гневомире. Я поначалу не верил им. Не мог представить просто, что способен мой друг боевой такого наворотить. Да только когда начали разбираться дело бывшего начальника разведки Огнедара, только тогда глаза у меня всё открылись. Какое это было предательство всего нашего революционного дела. Никак иначе и не скажешь. Ты ведь читал материалы у себя? До всех должны были доводить их.

— Читал, — не стал отпираться я.

После этого дела, я всерьёз собирался податься в бега. Раз уж взялись за товарищей в самой столице, то и мне никак не уцелеть. Я несколько месяцев держал под кроватью небольшой саквояж, с каким сподручнее будет покидать пределы Урда. И спал с револьвером под подушкой, ожидая ночного визита коллег по службе. Хотя револьвер я и до этого под подушкой держал – никогда не знаешь, кто может вломиться к тебе посреди ночи. Надо быть готовым ко всему.

Однако никто меня арестовывать не собирался. Даже от службы не отстранили. Как работал – так и продолжал. Лишь только Ловец воров как-то заглянул ко мне, да предложил перейти к нему в УГРО, где страсть как кадры хорошие нужны. И намекнул, что происхождение лично его, как начальника, никоим образом не интересует. Главное, как человек работает.

— Ну да я побольше твоего почитал, должность у меня такая. Там про Гневомира было написано много всего. И как за границей он отличился, Адмирала убил. И как там стакнулся с анархистами. Как вернулся на Родину. На речке Катанге устроил погром вместе с бандитом Вепром – злейшим врагом народной власти на всём Севере. А после пропал, будто сгинул. Никаких вестей о нём нет.

— Быть может, он и вправду сгинул на Севере? — спросил я. — Места там такие – лес глухой. Сколько туда ушло, а назад не вышло.

— Много, — согласился Гамаюн. — И стража Усть-Илима, ближайшего к тем местам города, о