Эффект пробоя - Августин Ангелов

— Он сказал, что в лесу опять видели синелицых.

— Кто это такие?

— Не знаю. Но местные их боятся, — сказал он.

Мы дошли до амбаров, где нас уже ждал тот самый усатый воин. Он что-то сердито говорил Григорию, показывая на полупустые закрома.

— В чем дело? — спросил я.

— Говорит, что не могут выполнить договор, — перевел Григорий. — Говорит, что их люди пропадают в лесу.

— Немцы пробрались?

— Нет.

— Тогда кто?

Григорий переспросил, потом перевел ответ:

— Он говорит: «Те, которые синелицые, людей воруют».

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— И что это значит?

— Не знаю. Но, кажется, нам скоро предстоит это выяснить.

В этот момент где-то вдалеке, за деревней, раздался протяжный вой. Не волчий. Не человеческий. Что-то среднее. Усатый воин резко обернулся, схватился за топор.

— Похоже, наше дежурство начинается не очень спокойно, — пробормотал Григорий, снимая с плеча винтовку.

А я сразу понял, что здесь «народный дружинник» — это не просто уличный патруль, а деятельность гораздо более опасная. Но, отступать уже было поздно. Да и закат давно уже начался, окрасив облака кровавыми отсветами. Смеркалось. Становилось жутковато.

Глава 7

Звук повторился, уже ближе. Усатый воин резко сказал что-то Григорию, и тот кивнул.

— Быстро к воротам со стороны леса! — бросил он мне. — Они идут оттуда.

Мы побежали через деревню. Женщины хватали детей и прятались в избах, мужчины выбегали с топорами и копьями. В воздухе повисло напряжение, словно перед грозой. У частокола уже собрались несколько воинов. Один из них, тот, который единственный среди деревенских был с мечом, что-то кричал, указывая в сторону леса. Я всмотрелся и увидел тени, мелькающие между деревьями.

— Кто это? — спросил я.

— Находники, так здесь называют чужаков, — объяснил Григорий.

Вскинув винтовку, он целился куда-то в темноту леса.

— Убить кого-нибудь собираешься? — подначил я.

— Стрелять буду только тогда, когда они нападут, — пробормотал он. — Но, лучше не надо.

— Почему? Если стрельнуть, то они могут испугаться и разбежаться, — высказал я свое мнение.

— Это вряд ли. Дикари тут вовсе не из пугливых. От громких звуков они не побегут, а только рассвирепеют. Потому и говорю: лучше, чтобы не пришлось стрелять. Да и патроны нам приказали беречь, а то мало их. У меня всего на пять выстрелов осталось в моей трехлинейке. А запасных нету.

Тени приближались. Их было много, несколько десятков. Они двигались странно, рывками, перебегая от дерева к дереву и прячась за стволами, почти неразличимые в наступающих сумерках. Но, когда они вышли на опушку перед крайними деревенскими домами, обращенными к лесу, и остановились перед частоколом, я почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом.

Это были люди. Но не совсем. Их лица казались синими. Не в переносном смысле, а в самом прямом! Кожа отливала мертвенно-синим оттенком. Они шли молча, не спеша, но с какой-то жуткой уверенностью. В руках у них были круглые деревянные щиты и топоры, а на головах сидели железные шлемы. Несколько воинов приготовили луки со стрелами. А жуткий звук, похожий на вой, производил трубач, дующий в большой рог.

— Что за чертовщина! — вырвалось у меня.

— Тише, — прошипел Григорий.

Один из синелицых вышел вперед. Он был выше остальных, в шлеме с рогами, в доспехах, сделанных из кожи с металлическими вставками, и в плаще из медвежьей шкуры. В руке — длинный меч. Усатый воин крикнул что-то со стороны деревни, потрясая своим мечом в воздухе, но синелицый не реагировал. Вместо этого он медленно поднял руку и указал на деревню.

— Они хотят зайти, — перевел Григорий.

— А мы что, должны их пускать? — удивился я.

— Нет. Но если начнется драка, то шансов у деревенских мало. Потому деревенские хотят избежать сражения, — объяснил мне командир нашего маленького патруля.

Синелицые стояли неподвижно, но оружие не опускали, будто ждали чего-то. А их предводитель продолжал переговариваться с предводителем деревенских. И тут я понял по их мимике и интонациям: они о чем-то торгуются. Усатый деревенский воин что-то пробормотал, затем кивнул нескольким из своих. Те сразу закивали и побежали к амбарам.

— Что происходит? Почему чужаки не нападают? — спросил я.

— Они ждут, чтобы деревенские им что-то отдали, — сказал Григорий. — Видимо, так и было договорено заранее у них с здешними старейшинами.

Через минуту вернулись несколько мужчин, неся мешки. Они осторожно положили их перед вожаком синелицых. Тот убрал меч в ножны, наклонился, развязал завязки мешков, заглянув внутрь каждого. Да еще и потрогал содержимое. Наконец, он кивнул, затем выкрикнул какой-то приказ своим, резко повернулся и пошел обратно в сторону леса. Остальные последовали за ним, похватав мешки и растворившись в темноте подлеска так же внезапно, как и появились. Наступила тишина.

— Что это было? — выдохнул я.

Григорий опустил винтовку, проговорив:

— Деревенские заплатили дань.

— Кому? — опять спросил я.

— Им, синемордым. Ты же сам видел, чего же спрашиваешь? — недовольно сказал мой командир.

— Я просто не понимаю: кто они и откуда? — объяснил я свой интерес.

— Не знаю. Но местные их боятся, именуют синелицыми находниками. И, судя по всему, не зря опасаются, раз предпочитают заплатить дань, а не драться с ними, — проговорил Григорий.

— А отчего у них такие синие рожи, как думаешь? — продолжал я расспрашивать.

И Григорий опять ответил:

— Не знаю. Но, я думаю, что это у них может быть боевая раскраска на лицах. Чтобы узнать точно, надо хоть одного захватить в плен. А пойди их поймай! Вон, как они ловко между деревьями перепрыгивают!

Местные уставились на нас. И мы прекратили разговор, уставившись на них. Тишина после ухода синелицых казалась звенящей, будто все деревенские сжались от невысказанного ужаса. Я стоял у частокола, глядя на опустевшую лесную опушку, где еще минуту назад толпились эти непонятные синелицые. Я смотрел на то место, где лежали мешки перед их вождем до того, как их забрали его люди. Там трава выглядела сильно примятой. И я снова спросил Григория, на этот раз почти шепотом:

— А что было внутри мешков?

Он ответил:

— Зерно и мясо. То, что деревенские обещали нам на обмен, они отдали синемордым. Старейшина сказал мне, что, если не