Холпек. Том II: Спуск к ядру - Максим Балашов

и нет, это… чертовски гениально! Стану этой обезьяной и меня точно не запалят на Холпеке. „Круг“, однозначно не ожидает такого поворота. Это же и правда, маскировка выше похвал. Не-е, что-то я совсем походу головой поехал. Схожу с ума ещё до процедуры правки матрицы. Сам себя уважать перестану, если стану одним из этих мелких уродцев. Как я потом в зеркало смотреть буду? А ещё я молчу про то, что даже не знаю, как устроены их половые органы и способы выведения отходов. Не хотелось бы, потом узнать, что приматы размножаются почкованием и гадят через рот. Фу мерзость. — Лицо его передёрнулось от отвращения, как будто он случайно лизнул что-то противное. В горле встал ком, а по спине пробежали противные мурашки. — Может я правда Расист? Только межмировой расист. Ведь человекоящер во мне тоже вызывал отвращение, хотя я наверно просто испугался до усрачки, увидев такую огромную рептилию, которая ещё и говорила. А-ха-ха-ха-ха, какой же жалкий я раньше был. Так, что-то я задумался, этот старпёр на меня уже искоса смотрит, пора, что-то говорить».

Краем глаза он заметил, как Гироха начал косо поглядывать на него. Пора было что-то говорить, пока старик не решил, что матрицу надо править не только телу, но и рассудку.

Гироха прищурил свои раскосые глаза, его тонкие губы растянулись в ухмылке, обнажая ряд острых желтоватых клыков.

— Что, задумался о перспективах стать одним из нас? — прошипел он, намеренно растягивая слова. — И теперь ломаешь голову, насколько… э-э-э… различаются наши виды? Особенно в вопросах физиологии? А так же как мы испражняемся и размножаемся? — Его трость легонько ткнула Краса в живот, будто проверяя, не начались ли уже изменения.

Крас аж подпрыгнул на месте, его лицо моментально залилось густым румянцем, словно его облили раскалённым вином. По спине струйками побежал липкий пот, а в ушах застучала кровь. Он почувствовал себя лабораторной крысой, за которой наблюдают через увеличительное стекло.

— Я… это… — начал он, но язык будто прилип к нёбу. Его лицо покраснело, словно парень сидел в бане.

Мысли метались, как перепуганные мыши: «Чёрт, я что, такой предсказуемый? Или он умеет читать мысли?..»

Гироха лишь многозначительно поднял бровь, наслаждаясь моментом. В воздухе повисло молчание, густое, как пещерная сырость.

Крас резко закашлялся, искусственно громко, будто пытаясь заглушить собственные мысли. Его пальцы нервно забарабанили по бедру, а взгляд заскользил по потолку, якобы изучая вентиляционные отверстия:

— Тут чертовски душно! — выпалил он, голос на октаву выше обычного. — Как вы вообще регулируете температуру? И… э-э-э… у меня во рту с утра маковой росинки не было! — последние слова прозвучали так неестественно, что даже стены могли бы заподозрить неладное. Он просто пытался сменить тему разговора.

Гироха прикрыл глаза, его плечи затряслись от беззвучного смешка. Когда он наконец заговорил, голос капал медовой ядовитостью:

— Милый мой, я прожил столько, что научился читать разумных, как дешёвые романы. — Его когтистая лапа похлопала Краса по плечу, оставляя лёгкие царапины даже через ткань. — Твои мысли грязнее подземных источников, но кто я такой, чтобы осуждать? Физиологически мы почти братья…

Тут он откинулся назад, оценивающе оглядел Краса с ног до головы и добавил, обнажая все свои острые зубы:

— Если не считать, что вы, люди, уродливы, как вши на спине пещерного пса! А-ха-ха-ха! — Его смех грохотал, как обвал в соляной шахте, заставляя дрожать светящиеся мох на потолке.

Крас язвительно приподнял бровь, его губы искривились в саркастической полуулыбке. Пальцы непроизвольно постукивали по штанам, выбивая нервный ритм:

— И это ты меня расистом величал? — произнёс он, нарочито медленно облизывая пересохшие губы. — Ладно, старина, раз уж мы такие «братья по физиологии», можешь объяснить, как не опозориться в вашем быту?

Гироха неуважительно покачал головой. Трость с лёгким звоном ударилась о каменный пол:

— Да всё проще простого! — фыркнул он. — Раз вчера не утонул в душе, значит, с энергоинтерфейсом разобрался. Все наши приборы — он широко развёл руками, будто обнимая всю комнату, — работают на внутренней энергии. Потрогал регулятор — стало жарче. Дёрнул выключатель — свет загорелся. Хочешь понять глубже? Прислушайся к своему телу, когда взаимодействуешь с техникой.

Его глаза вдруг сверкнули, как полированные камни в свете факелов:

— Но предупреждаю: если переусердствуешь, ощутишь, как будто тебя облизала стая голодных ящериц. Энергия — она ведь не бесконечна.

— Хорошо, но у меня один вопрос.

Крас нахмурил лоб, образуя глубокую складку между бровями, словно вырезанную резцом. Его пальцы непроизвольно сомкнулись в замок, костяшки побелели от напряжения:

— Постой-ка… — медленно проговорил он, в голосе явственно звучали нотки недоверия. — Если всё завязано на энергии, как этим пользуются обычные кобольды? Не может же у каждого представителя вашей расы быть талант к энергоманипуляциям!

Гироха громко расхохотался:

— А-аха-ха. Вот тут-то ты и промахнулся, юный скептик! Каждый, рождённый под сводами Холпека, носит в крови этот дар. Для нас это так же естественно, как дышать или пить воду!

Он сделал паузу, драматически подняв когтистый палец:

— Ваши жалкие механические безделушки — это детские погремушки по сравнению с нашими энергосистемами. Зачем возиться с шестерёнками, когда можно заключить силу прямо в кристалл? Или ты всерьёз полагал, что наш технологический потолок — это луки да каменные топоры? — последние слова прозвучали с такой ядовитой насмешкой, что Крас невольно сморщился.

После услышанного, Крас ещё больше покраснел, ведь он и правда практически так и считал. Эти мысли ещё больше подтверждали его расистские мысли.

Крас шумно выдохнул, капли пота катились по его вискам, как ручьи во время весеннего паводка. Он оттянул воротник рубахи, обнажая покрасневшую кожу, и начал активно махать полотнищем ткани, создавая подобие ветерка:

— Чёрт возьми, да тут адская кузница! — выдохнул он, выдувая воздух на собственную грудь. — У вас хоть энергокондиционеры имеются, или вы все как саламандры в раскалённой печи живёте?

Гироха усмехнулся, затем облокотился на трость, которая слегка проваливалась в мягкий камень пола и заговорил:

— Привыкай, Нагх. — Его голос звучал, как скрип двери в древней гробнице. — Каждый уровень вниз — плюс два градуса к твоим мучениям. В Пределе ещё терпимо — двадцать-двадцать пять. Здесь уже под сорок. А на двадцатом… — Он многозначительно приподнял бровь, — там даже камни почти плавятся. Так что учись регулировать внутренний жар, раз уж энергетикой одарён.

Старик выпрямился, его