Когда-то я была злодейкой - Лора Лей

Гвинет, камеристка миссис Мортен, поступила разумно: в процесс не вмешивалась. То ли осознала, что хозяйка впала в немилость, то ли... Да черт с ней и с её мнением!

Елизавета перетряхнула весь гардероб второй жены советника, комод и бюро, матрас и подушки, каждый закуток и уголок и нашла-таки и жемчуг, и переписку с настоятельницей, и дневники Темперанс, в которых она подробно описывала свои деяния, мысли, планы в отношении истинных членов семьи Мортен (всех убью, одна останусь), и векселя на предъявителя, и коробку с фарфоровым сервизом!

И все забрала под нечитаемым взглядом стоявшей истуканом у двери Гвинет.

Проходя мимо комнат сводных сестер, попаданка хотела было заодно и к ним зайти (уж до кучи), и переброситься парой слов, но передумала — у неё других забот хватает: надо купить места на корабле, подготовиться к путешествию в метрополию, определиться с временными параллелями и политико-экономическими аспектами. Тратить нервы на эту мелочь? Зачем? Это не её дело.

Глава 11

Близняшки проспали весь следующий день, вставали только поесть и в туалет, после чего опять падали в кровать: видимо, организм требовал восстановления после стресса. Елизавета в это время занималась домом (отдавала распоряжения по закупкам, меню, уборке и прочему, благо, имела опыт), шерстила периодику и библиотеку, собирая инфу по местоположению себя во вселенной, и размышляла о будущем.

* * *

Мир, в котором она оказалась, отличался от прошлого. По временной шкале — самый конец 19 века: пар и электричество использовались в промышленности (последнее еще не так активно, но потенциал прослеживался), работали фабрики и заводы, телеграф, телефон, появились граммофон (с большой трубой такой), швейные машинки, автомобили (очень редкие и дорогие)…

В техническом плане миры были похожи, а вот в геополитическом попаданку ждал сюрприз.

Исторической родиной предшественницы было Островное королевство Бриктания, или просто Бриктания, расположенное в Северном полушарии на островах Большой, Малый и нескольких меньше, что для иномирянки означало Англию, Ирландию и те, названия которых она даже не стремилась узнать, а также на полуострове Бректония (Бретань) на северо-западе Великого континента (Евразии, очевидно).

Бриктания — раскинувшая свои владения практически на всех частях света и доминирующая в техническом и экономическом развитии неабсолютная монархия.

Парламент, выросший из Королевского совета, действовал как совещательный орган, однако влияние его в стране было определяющим: все законы проходили обсуждение выборными представителями всех сословий (на основе происхождения и заслуг — у дворян (подавляющее большинство), имущественного и возрастного ценза — у буржуа, общественного мнения — для остальных единиц, как поняла Елизавета).

Лорды, обладающие численным преимуществом, могли наложить вето на большинство проектов, касающихся государственной и международной политики, добиваясь их пересмотра в выгодной для представителей аристократии и бизнеса (!) трактовке.

Королю из династии Йориков (бедный Губерт!) остались лишь несколько сфер, в которых его мнение при решении вопросов преобладало абсолютно: образование и культура, здравоохранение (медицина, по местному), религия, права женщин, детей и аборигенов (в колониях) и иностранцев-мигрантов.

* * *

Более всего иномирянку поразило распределение сил на мировой арене. Хотя Бриктания и была гегемоном, ей довольно успешно противостояли:

— союз огромной по площади императорской Руссии (на востоке континента) и Империи Цунь, главенствующий в азиатско-тихоокеанском регионе,

— Континентальный альянс, объединивший псевдо-европейские страны в подобие ЕС и конкурирующий с Бриктанией повсюду, правда, не очень успешно,

— поднимающийся на волне развития нефтепромыслов (?!) сохранивший вековой суверенитет Мединский султанат с тяготеющей к нему в последнее время группой княжеств Синдхарстана, до которой руки не дошли ни у западников, ни у восточников.

Нейтральными оставались Северный союз (из скандинавов и Горячего острова — Исландии, вероятно) и недавно заявившая о суверенитете Саутландия (Австралия?), бывшая веками местом ссылки преступников и неугодных метрополии элементов и потерянная короной из-за проблем на других территориях — ну не до неё было, увы! Правда, «бывшие» родственники решили «дружить домами» — это так, к слову.

На карте попаданка обнаружила Заокеанскую территорию и Дикий Запад — Южная и Северная Америки соответственно. На землях Запада шли вялотекущие конфликты с руссами, Континентальным альянсом (как поняла иномирянка, речь шла о здешних Аляске и Канаде, потому что границы сфер влияния еще до конца не определены), а также (что отнимало много сил у короны) — с тамошними весьма воинственными и «кровожадными» аборигенами-кочевниками, не желающими подчиняться пришлым мигрантам.

До «прям войны» ни в одном случае не дошло, но стычки имели место периодически, хотя и поселения, и прогресс в освоении новых территорий у «понаехавших» имелись.

Этому способствовала переселенческая политика династии Йориков, десятилетиями поддерживающих переезд в свои колонии жителей Великого континента без учета их изначальной национальной принадлежности: примите подданство Бриктании, и она вам поможет найти место под солнцем. Как это реально делалось, Елизавета выяснять не стала.

В Заокеанье же, как и на Черном континенте, Бриктания была первой и единственной (пока), но прогресс в этих частях света шел не так быстро, как хотелось бы властям: природные условия и удаленность от центра мешали продвижению цивилизации, не говоря уже об исконном населении.

«Забавная картинка получается — думала попаданка. — Как же они реально взаимодействуют? Да ладно, не воюют открыто, и хорошо. Может, здесь удастся человекам ужиться относительно мирно? Сомневаюсь, но вдруг?»

* * *

Вопросам местной религиозной истории, которая также оказалась «знакомой незнакомкой», попаданка неожиданно для себя уделила пристальное внимание. Христианство в этом (альтернативном, параллельном?) мире также играло значительную роль в жизни человечества, но развитие его было иным.

По выкладкам Хмыровой получалось, что здесь нет знакомых ей католицизма, православия или протестантизма как основных конфессий. Вернее, они есть, но в приобретших ярко-выраженные национальные черты формах, что стало следствием своеобразного исторического пути здешнего христианства.

Если в прошлом мира попаданки христианская церковь начала терять единство еще в одиннадцатом веке (впрочем, уже с четвертого века, с разделения Римской империи на Западную и Восточную, возникли предпосылки к расколу), и окончательно — в шестнадцатом (Реформация), то в этом секторе пространственно-временного континиума раскол произошел сразу и повсеместно менее трех веков назад (совпадение?) и вызван был не столько внутренними противоречиями в среде духовенства, сколько внешними обстоятельствами.

Связан распад единой церкви оказался, во-первых, с промышленной революцией (начавшейся в Бриктании, кстати) и появлением буржуазии, пожелавшей занять подобающее её экономической роли место в обществе, для чего требовалось скорректировать традиционные духовные ценности.

Во-вторых, именно в этот момент христианское сообщество потеряло единое руководство в лице Конклава епископов Петрополя (Иерусалима?), до сих пор благополучно существовавшего в Святой земле, отвоеванной и удержанной объединившимися