В дивизионе - Алексей Дягилев

немцы вас, краснопузых, тогда отогнали и меня нашли, а так я бы точно сдохла. Как же я мечтала тебе отомстить за все мои муки, и отомстила бы, но снова ты меня наколол.

— Так это ты что ли в меня стреляла, там в госпитале? — осеняет меня.

— А кому ты нахрен, кроме меня нужен. Конечно я. И комиссара твоего под монастырь подвела, донос настрочила и улики подкинула. Его поди уж и расстреляли. — Колется Анфиска.

— А комиссара-то за что? — Удивляюсь я.

— А чтобы не совал свой жидо-комиссарский нос не в своё собачье дело. — Ругается дерзкая шпионка.

— Так ты не одна была? — расспрашиваю я её дальше.

— Нашлись благодетели, из ваших, краснопузых. Эти проклятые колбасники меня прооперировали, подлечили и бросили подыхать в госпитале, когда сами начали драпать. Пришлось выкручиваться. — Хитро ухмыляется Анфиска.

— А ты что, не любишь своих хозяев? — удивляюсь я.

— Да в гробу я их всех видала, с их идеями. Что ваши краснопузые, что нацисты. Да чем больше вы друг друга поубиваете, тем лучше. — Раздухарилась она.

— Как хоть выкрутилась-то? — подначиваю я Анфиску.

— Известно как, подмахнула кому надо. Вы же, мужики, без ума от гулящих баб. А я не один способ знаю, чтобы привлечь, поднять неподъёмное, и впихнуть невпихуемое. Потому что козлы. Сплошь и рядом одни кацапы… — Матерится шпионка.

— С кем хоть кувыркалась-то? — любопытствую я.

— А тебе не всё ли равно?

— Да в принципе пох. Небось старшину какого-нибудь приголубила. — Опускаю я её ниже плинтуса.

— Сперва старшину, потом зампотылу полка, дивизии, армии, командующего фронтом…

— Ну и фантазии у тебя, влажные. — Снимаю я лапшу со своих ушей.

— Про это можешь сам у него спросить, как он меня драл, прямо на столе с оперативными картами. — Хвастается Анфиска.

— Спросят, кому надо. Ты анархистка что ли? — перевожу я разговор, соскакивая со скользкой темы, чтобы не показать свою заинтересованность.

— Я и сама не знаю. Обрыдло всё. Надоело. Когда уже меня шлёпнут? Ты не знаешь? — устало произносит она.

— Что, «мальчики кровавые» по ночам снятся?

— Это ты на что намекаешь? — подозрительно уставилась она на меня.

— Я про семью лесника. Про детей, которых ты порешила. — Хочу я прояснить ситуацию.

— И кто тебе про это сказал?

— А ты разве не помнишь? Сама же и говорила, когда я тебя подстрелил.

— Ну, ты, и дебил, мусор. Нашёл кому верить. Да я тогда такой бред несла, что и сама не помню. Да и не было никакой семьи, тот дом я брошенным нашла. — Оправдывается Анфиска.

— А Варюха? — продолжаю грузить её я.

— Эта корова? И тебе её жалко?

— Человек, всё-таки.

— Эта дура сама виновата. Рацию мою в доме нашла. Вопросы стала неудобные задавать, вот и получила своё. Так что козлов типа тебя, я с удовольствием резала и стреляла. Баб тоже, при случае, потому что суки, а вот детей мне не приплетай, они мне ничего плохого не сделали.

— А самолёты, которые деревню разбомбили, разве не ты навела?

— Самолёты я наводила, но вот бомбили они ваши войска, которые в той деревне и стояли. На какой хер их туда понесло? Прятались бы в лесу, деревня бы уцелела. Так что не приплетай. И не вали всё на меня. Я и этих козлов вшивых постреляла немало, а толку.

— Каких козлов?

— Да фрицев твоих, как вы их все тут зовёте. Мотоциклистов. — Сверкнула она глазами.

— А их то за что? — слегка удивился я. — Они же твои братья по крови и по вере.

— Да в гробу я их видела. Таких родственников. А у меня ни братьев ни сестёр нет. Мать умерла. Отчима я завалила. А папашку своего я даже не знаю. Много их было, тех, от кого мутер могла забеременеть. Ты так и не ответил, когда меня к стенке-то прислонят?

— Было бы за что, давно бы уже прислонили. Ты же сама не колешься. А не колют тебя потому, что ты зачем-то нужна, хотя довыделываешься, пытать начнут, и тут ты парой оргазмов уже точняк не отделаешься, запытают до полусмерти, уколами всю истычут, мозгоправов пригласят и превратишься ты в овощ, в тыкву там или в кабачок. Будешь лежать на грядке, гадить под себя и улыбаться по тихой грусти. Сколько ты так проживёшь, год, два, десять, в ад тебя не берут, в рай тем паче, вот и будешь между небом и землёй в психушке подыхать. Ты этого хочешь?

— Врёшь, мусор. — Вызверилась на меня Анфиска.

— А ты проверь. — Уставился я на неё немигающим взглядом, смотря только в один зрачок.

— Не врёшь, падла. Знаешь! — с надрывом произносит она.

— Да. Знаю. — Поднимаюсь я с нар и иду к выходу. — Прощай, милка. Надеюсь, мы больше не пересечёмся. — Стучу я кулаком в обитую жестью дверь.

— Сука, он даже моё настоящее имя знал. — В сердцах произносит она. — И не надейся, кацап. Ещё встретимся! — кричит уже вслед мне Анфиска или всё-таки Милка.

— Она ваша, товарищ капитан государственной безопасности. Колите. — Предоставляю я полковнику Васину «право первой брачной ночи» с этой маньячкой. Ну а бонусом ещё и женскую истерику.

— А не простой ты парень, сержант. Нам с тобой много о чём поговорить придётся. — В задумчивости смотрит на меня Васин.

— Успеем ещё наговориться. А вас там горячая собеседница дожидается. Не ждите, когда остынет. — Устало отвечаю я.

— Ладно. После договорим, тем более время ещё будет.

— Лейтенант Тихий, проводи сержанта до дома, пускай отдыхает. Как проводишь, вернёшься.

— Есть проводить, — козыряет лейтенант, который уже где-то обзавёлся фуражкой. Видимо чтобы к пустой голове руку не прикладывать. — За мной, сержант!

Иду. А куда мне деваться. Без денег и документов меня хрен кто отсюда выпустит. Так и останусь в этих застенках до скончания века. Зато когда вернулись «домой», с кухни доносился такой аромат, что даже лейтенант не удержался, и не раздеваясь, практически на ходу выхлебал полную тарелку куриного супа, и только после этого побежал обратно. Чего уж говорить обо мне. Так что первую тарелку