Светоч Йотунхейма - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Она уже устала от танца и хотела отдохнуть, но почему-то не могла остановиться, а людей вокруг перестала различать и видела лишь кружение пламени в темноте. Ее бросало то в жар, то в холод, она чувствовала изнеможение и в то же время возбуждение.

– Имен у меня довольно, выбирай любое. Зовут меня Стейн, зовут меня Берг, зовут меня Фьёлль, Хауг, Бакке, Хольм, Клиппе, Бергфаст, Флейнберг, Бергфлог, Бергхаммер, Браттберг, Фьёльбротт и Фьёльгрюн[7]. Я давно хотел жениться, но не мог найти себе достойной пары. Теперь вот нашел.

– Я устала… – задыхаясь, пробормотала Мальфрид. – Дай мне отдохнуть…

Она смутно ощущала скрытую угрозу, исходящую от нового знакомого, но не могла оторвать от него глаз: лицом и всем обликом он был так хорошо, что дух захватывало. Что-то было не так, но она не могла понять, чего же боится; и правда уже казалось глупым то, что она собралась выходить за Сигурда, владельца единственной области, когда есть такой жених – куда красивее, богаче, знатнее…

– Выпей, это освежит тебя! – Обладатель множества имен подал ей золотую чашу.

Края чаши были украшены резьбой из удивительно красивых листьев и ягод, в ободок вставлены гранаты, пламенеющие, будто кровь. В чаше было красное вино, и Мальфрид жадно припала к нему. Никогда еще ей не приходилось пить такого вкусного вина, прохладного, будто из погреба, но по жилам ее оно потекло оживляющим огнем.

Голова закружилась; Мальфрид засмеялась, припала к груди красавца, а он обнял ее обеими руками. В ушах шумело, сквозь шум прорывались крики и вопли танцующих; Мальфрид зажмурилась, потом ей вдруг показалось, что она падает, но мужчина держал ее крепко.

Ощущение полета – или падения – быстро прекратилось, Мальфрид ощутила, что ее усаживают на скамью. Вокруг по-прежнему раздавались ликующие крики и вопли.

Наконец утихло и головокружение, Мальфрид открыла глаза. И тут же распахнула их как могла шире, пытаясь понять, где находится. Она была не в медовом зале усадьбы Хьёрхейм, а в каком-то просторном доме с каменными стенами. При свете очага видны были столы, уставленные золотой и серебряной посудой, и целые кабаны лежали зажаренные на блюдах. За столами сидели гости, но часть из них лишь напоминала людей, а часть и вовсе имела звериный облик. И все они смотрели на нее, вскинув в приветствии руки и лапы с зажатыми в них питейными рогами и чашами, и радостный рев вырывался из глоток.

– Встречайте вашу королеву! – прозвучал возле ее плеча знакомый голос. – Мою жену, прекрасную, будто солнечный луч на ветке ели!

Одолевая дрожь и все возрастающий ужас, Мальфрид обернулась. И слабо вскрикнула. Рядом с ней во главе свадебного стола сидел не статный золотоволосый красавец – а коренастый йотун с бурой кожей, лысым черепом, скуластой мордой, и в глазных впадинах его была налита непроглядная тьма…

– Теперь ты – хозяйка меого дома и корлева Йотунхейма, дорогая Мальфрид! – голосом, подобным реву кампепада пророкотал он. – А если тебе трудно запомнить все мои имена, то зови меня просто – Микиль-Тролль…

Прядь 9

Четверть века спустя после той злополучной свадьбы женщина с серой кожей и преждевременно поседевшими волосами сидела возле очага, глядя в широкую чашу с водой. Чаша эта была сделана из черепа исполинского медведя с огромными клыками – никто из смертных не застал в горных лесах этих чудовищ, но «старый народ», к которому принадлежал ее муж, еще их помнил. Желто-бурый от времени череп был оправлен в золото, и блеск его соперничал с отсветами пламени на поверхности воды.

Мальфрид хотела увидеть своего противника – того человека, ради мести которому ее брат Эйстейн готов был отдать йотунам свою единственную дочь. Для этого колдунье не требовалось ни волос его, ни клочка одежды. Нечто принадлежащее Хальвдану конунгу, неотделимая его часть, была с нею всегда – собственная ее кровь. Дочь Эйстейна и сын Гудрёда Охотника состояли в родстве – пусть очень дальнем, но имели общего прародителя – Раума сына Нора, внука великана Торри. А кровь великанов живет и помнит долго – так долго, как стоят горы.

Королева йотунов всматривалась в золотые блики в темной воде, и вот уже ей стал виден медовый зал какой-то усадьбы. Вдруг она охнула, вздрогнула, наклонилась ниже – она узнала этот дом. Свой родной дом, тот, в котором прожила восемнадцать лет, прежде чем покинула его, чтобы выйти замуж за Сигурда Оленя. Конунгова усадьба в Хейдмёрке, на берегу озера Мьёрс – вот что это был за дом. Разве могла она не узнать столбы опоры кровли, на которых вырезана сага о поисках Гои? Когда-то давным-давно ее мать, королева Хейдвёр, показывала своей единственной дочери и трем сыновьям резные фигурки с мечами и бородками клинышком и поясняла: вот это Нор и Гор, сыновья Торри, они идут на поиски своей пропавшей сестры Гои. Она бесследно исчезла зимой, после Йоля, и в тот год Торри не приносил положенные жертвы, надеясь, что его дочь вернется и выполнит обязанности валькирии, духа-проводника к богам, но в конце концов был вынужден устроить жертвоприношения на месяц позже обычного, и с тех пор этот месяц так и называется «месяц Гои». Вот здесь показана битва Нора в западных землях, а вот эти фигурки, лежащие на спине с торчащими из груди копьями, – это конунги, которых он в той битве победил. Их имена были Веи, Хундинг и Хеминг, и после этой победы Нор захватил всю страну до самого моря… А вот братья Нор и Гор приходят сюда, в Хейдмёрк. Здесь жил конунг по имени Хрольв из Горы, он был великаном. Это он похитил Гои и взял ее в жены, а когда она узнала, что приехали ее братья, то отправилась им навстречу – вот, видите, здесь они встречаются все трое… А вот здесь – свадьба Нора и Хёдд, сестры Хрольва, дочери великана Свади…

Мальфрид и сама не раз уже рассказывала своему сыну саги о роде Форн-Йотуна, прародителя всех норвежских конунгов. Сейчас ей так ясно представилась собственная мать, братья, все обычаи рода, что она с трудом вспомнила, зачем вообще разглядывает в воде свой дом. Не думала она, что в груди жены йотуна еще могут проснуться столь человеческие чувства!

А вот и почетное место хозяина – но сидит на нем совершенно незнакомый ей человек. Мальфрид нахмурилась, ноздри ее гневно раздулись. В сердце вспыхнула ненависть к захватчику – то самое чувство, которое