Карп в сухой колее. Том 1 - Софья Ленская

они ничего не значили. Он не удостаивал их ни единым взглядом. Светлое парадное одеяние с широкими рукавами, развевающимися от легкого ветра, и серебристыми вставками, сверкающими в лучах солнца, чернильно-черные волосы, перехваченные изящной, пусть и простой, шпилькой на затылке, вместе с общим безмятежным и возвышенным видом создавали образ небожителя, по ошибке оказавшегося среди грязи мира смертных.

У Юн Шэня было не слишком много сил и желания обдумывать все, что успело произойти, но... Он не мог не отметить, как обычно хмурый Си Ин, которого он знал по прежней жизни, отличался от того, кого он видел сейчас. Спокойный и даже снисходительный тон? Мягкое и даже фамильярное обращение к ученикам? Юн Шэнь и не подозревал, что он может звучать так. Хотя он вообще мало знал о том, как Си Ин общался с другими бессмертными Обители. Может быть, лишь с ним, Юн Шэнем, он был груб.

От этих мыслей внутри болезненно кольнуло.

Юн Шэню подумалось, что демоническая энергия вызвала больше внутренних повреждений, чем он предполагал изначально. Хрупкое здоровье, которое удалось восстановить за дни, безвылазно проведенные в поместье Хэ, теперь безвозвратно подорвано.

Последнее, что увидел Юн Шэнь перед тем, как окончательно потерять сознание, — это протянутые к нему руки заклинателей. Очень хотелось отмахнуться, но силы окончательно его покинули, и сознание погрузилось в приятное забытье.

* * *

Обычно Юн Шэнь не видел снов. В бессмертной жизни — потому что не спал в принципе, его восстановление проходило через медитации, а в смертном теле Хэ Циюя... Закрывая глаза, он ощущал, словно из-под его тела вырывали опору, а сам он начинал стремительно падать все ниже, но это не вызывало страха или испуга, потому что вокруг была лишь пустота и ничего больше. Лишь во сне его не преследовал непонятный ворох ощущений, чувств и эмоций, что был ему доселе незнаком и в котором приходилось очень долго разбираться. Это утомляло. Смертные чувствуют слишком много. Это невыносимо. Лишь во сне он мог освободиться, раз за разом падая и глубже погружаясь в объятия пустоты.

Но в этот раз все было иначе.

Когда Юн Шэнь открыл глаза, то не сразу понял, что оказался во сне. Его окружала ослепляющая белизна, но чем больше он смотрел, тем менее яркой она становилась, уступая место очертаниям окружающего пространства. Это был сад. Юн Шэнь стоял у моста, переброшенного через небольшое заледеневшее озеро; рядом цвело раскидистое дерево мэйхуа, лепестки цветков которого пятнали укрытую снегом землю. Отчего-то Юн Шэню это напомнило капли свежей крови. На другом берегу виднелась беседка из темного дерева. Юн Шэнь заметил, что там кто-то есть, и двинулся вперед.

Ноги утопали в снежном покрове по щиколотку и быстро промокли, холод от прикосновения ледяной влаги заставлял кожу неметь.

Как странно, что он чувствует подобное во сне.

По мере приближения он услышал голоса. Их было несколько. Высокие и звонкие, детские, они то громко спорили, то затихали, то заливисто смеялись. Был и другой голос — мягкий и низкий, взрослый мужской. Слов Юн Шэнь разобрать не смог, а когда подошел к беседке вплотную, то разговоры смолкли, сменившись игрой гуциня.

Мелодия, которую он услышал, заставила его застыть. Она была знакомой настолько, что пальцы невольно дергались в такт музыке. Юн Шэнь буквально чувствовал, как сам играет ее.

Теперь, стоя на пороге, он мог разглядеть. Их было трое. Мужчина мягко перебирал струны гуциня, извлекая ноту за нотой пронизывающей до глубины души песни. На нем были простые белые монашеские одеяния, серебристые волосы с изящной небрежностью перехватывала костяная заколка без изысков. Лицо скрывала маска с одними лишь прорезями для глаз — для черт лица и узоров места не нашлось. Простая белая маска. Напротив него сидели двое юных мальчишек — на вид им было не больше десяти лет. Как и мужчина, они были одеты в простые белые одежды. Сидели смирно, наблюдая за игрой. Юн Шэнь не мог рассмотреть их лиц, да ему и не было дела, важнее казалось...

Он почувствовал, как его охватывает дрожь.

Этот человек...

Мелодия была невыносимо знакомой и вызывала такую тоску, что Юн Шэню чудилось, что его сердце вот-вот разорвется. Он двинулся дальше и вошел в беседку. Тихие шаги не прервали музыку. Похоже, ни мужчина, ни дети не замечали его. Повинуясь сиюминутному порыву, Юн Шэнь опустился вровень с одним из мальчиков на колени, не в силах оторвать взгляд от изящных пальцев, порхающих над струнами инструмента.

Глаза начало жечь, и он почувствовал влагу на щеках. Это слезы? Почему он плачет?

Наконец мужчина закончил игру и сложил руки на коленях. Повисшую вокруг тишину прервал тихий всхлип. Юн Шэнь обернулся. Этот звук издал не он, а мальчик, сидевший рядом. По пухлым детским щекам градом текли слезы. Он низко опустил голову и закрылся рукавом одеяния.

— Почему ты плачешь? — мягко спросил мужчина.

Мальчик еще раз тихо всхлипнул.

— Это... это песня о разлуке, — рвано вздыхая, ответил он, не слишком аккуратно утирая лицо краем длинных рукавов. — Этот ученик подумал... Что, если вы нас когда-нибудь покинете? Я не желаю оставаться один... Люди говорят, что моря пучина бездонна, но бездна тоски разлук намного глубже. Море не беспредельно, его обводит берег, а в разлуке безмерна тяжесть душевных мук[17].

— Рано или поздно наши пути разойдутся, я продолжу следовать своему, а вы найдете свой. Как солнце, что каждый день уходит за горизонт, как времена года, сменяющие друг друга. Таков порядок вещей.

— Но как же... — Мальчик вновь всхлипнул и поднял голову. В его светлых, почти прозрачных глазах все еще стояли слезы.

— Какой же ты глупый! Ты не останешься один! — воскликнул второй мальчишка и толкнул первого в плечо.

Тот едва не упал и, прекратив плакать, насупился, недовольно глядя на него.

— Что ты понимаешь! Учитель ведь сказал, что нам придется найти свой путь! — угрюмо ответил первый мальчик и толкнул второго в ответ.

— И почему ты решил, что пути должны быть разными? Мы можем найти один общий и идти по нему вместе!

Плачущий шмыгнул носом и взглянул немного неуверенно.

— А разве так можно? — тихо спросил он, поглядывая то на своего соседа, то на учителя с сомнением.

— Это... — Мужчина запнулся, смутившись, а после тихо рассмеялся. — Скажем так, некоторые люди действительно находят общий путь на дороге жизни, но...

— Вот видишь! Раз учитель так сказал, значит, так и есть! — бесцеремонно прервал его второй ученик и схватил первого за плечо, встряхивая.

— Но что, если мы все же разлучимся?..

Заклубился белый туман, заволакивая все вокруг. Учитель и ученики продолжали говорить, но их слова становились все глуше, пока не обернулись тишиной. Юн Шэнь не был уверен, что именно сейчас наблюдал, но чувствовал, будто его сердце вырвали из груди голыми руками. Эта боль не шла ни в какое сравнение с физической, это было нечто иное, то, что оставляло после себя ощущение всепоглощающей бездны в душе.

* * *

Юн Шэнь глубоко вздохнул и распахнул глаза.

Над его головой был деревянный потолок с подвешенными к нему связками трав. Вокруг витал горький и вяжущий запах лекарственных отваров, смешивающийся со щекочущим нос пряным и навязчивым запахом благовоний. Тусклое, трепещущее от случайных сквозняков пламя маленьких свечей слабо освещало комнату. За затянутым бумагой окном было темно.

Последнее, что Юн Шэнь помнил, — как ему едва не снес голову Си Ин.

От этих неприятных воспоминаний во рту вмиг стало горько и вязко. Захотелось сплюнуть дурную кровь.

Юн Шэнь на пробу двинул рукой, но безуспешно. Что-то мешало ему двигаться — крепко сковывало по рукам и ногам. Он постарался повернуть голову и увидел, что его обнаженное тело, оставшееся лишь в тонких нижних штанах, усеивают иглы.

Раздался тихий шорох раздвижных дверей, а следом послышались неторопливые шаги.

— Ах, господин очнулся! — нараспев громко сказал