Запорожье -1. Провал - Безбашенный

деле и славянский? Пока не могут объяснить понятно и это, и самому сообразить ещё не получается. А может, и у них точно такой же готско-славянский народ, как и тервинги-древляне, только слившийся полнее? Древляне — это ведь означает то же, что и тервинги, только по-славянски. Так называют себя те анты, которые присоединились к тервингам и составляют с ними теперь одно племя. Просто на свой язык по смыслу перевели. Поэтому для других славян и сам Стемид — древлянин, но для русов он — тервинг. А теперь кем будет, когда и среди запорожцев освоится? Казаком? Так они, кажется, и сами себя иногда называют?

— Млять, да там же осетрище! — поражённо выкрикнул один из рыбаков.

— Целая белуга! — поддержал его старший, — Подтягиваем сеть поаккуратнее, да в гарпуны возьмём осётрика! Тяни, Стемид, аккуратно тяни, не рви!

Почему у них для краснорыбицы два разных названия, Стемид не понял, но это и не важно, главное — рыбина и в самом деле здоровенная. Он даже и не представлял себе раньше, что краснорыбица бывает и такой. Зато понятно, что делать — правильно, помягче вытягивать, без рывков, а то ведь точно сеть порвёт. Почему на хрен, тоже непонятно, как и то, при чём тут у запорожцев гулящая баба по целой куче самых разных случаев, но сеть поберечь всё равно надо. В самом деле тонкая, и как её такую чинить, если порвётся?

Плавно, чтобы не всполошить большую, да сильную рыбину, подтянули сеть к лодии, и тут старший Стемиду трезубец протягивает — добротный, даже не из железа, а из доброго оцела, если не вообще из булата. Слыханное ли дело? В родной веси у всех были самодельные деревянные остроги, в Вышгороде только и увидел впервые железную, да и то, мало у кого они есть и там, а тут такая ценность — и для рыбалки! И вчера ему только и дали, что посмотреть, а сегодня — сам старший в руки даёт. Как так и надо — работай. И не один он, конечно, в три гарпуна накололи эту здоровенную краснорыбицу, но и он — тоже в их числе. Накололи, подтянули из сети к самому борту, дотащили и сеть, перекидали из неё остальной улов — ещё несколько сазанов такими оказались, что и их трезубцами брать пришлось, но с ними-то уж, конечно, в один трезубец с каждым управлялись.

А краснорыбицу эту запорожцы почему-то сразу затаскивать в лодию не стали, а добуксировали до мелководья, а там и вовсе, как с ума все посходили. И сам старший, и ещё двое с ним в воду за борт спрыгнули, даже не раздевшись, а как есть, в одёжке. Зачем мочить её было, когда раздеться можно? Обычай у них такой племенной, что ли? А в воде, встав ногами на дно, приподняли эту тяжеленную краснорыбицу из воды на руках, так что вся она стала видна, а другие, кто в лодии остался, дощечки какие-то достали из странного материала, которые у них почти у всех есть, повернули в сторону этих троих, и сами через них на тех глядя. И чего-то помудрили со своими дощечками такого, что те защёлкали, те трое после этих щелчков в такой восторг пришли, что аж приплясывали, и все загалдели с такой быстротой, что Стемид только и понял, что про гулящую бабу, ну и ещё отдельные слова, главного смысла не несущие. На берегу только уже, когда вернулись и в заводь со всем уловом, показали и ему — нажимает запорожец что-то на своей дощечке, там что-то светится, он ещё нажимает, и появляется картинка — все эти трое стоят в воде и держат в руках эту краснорыбицу. И они — те самые, не спутаешь ни с кем, и рыбина, и место.

Ну да, и красиво, и хвастаться удобно, на такой чудодейственной дощечке свой успех показав, но смысла в таких восторгах по этому поводу Стемид так и не понял. Рыба же и сама на берегу выглядит ещё внушительнее, а весь экипаж лодии — свидетели. Потом его самого и двух других, кто тоже вместе с ним эту рыбину гарпунил, вручив им троим и эти трезубцы, попросили встать с ними за этой рыбиной в ряд, затем присесть и трезубцы наклонить, чтобы все они куда-то там у них поместились, навели дощечку и тоже сделали картинку. И конечно, приятно было узнать на ней и себя, но и в такой восторг приходить от неё, как эти запорожцы — этого Стемид не понимал. Впрочем, у каждого племени свои обычаи, в которых они видят какой-то свой понятный им смысл. Наверное, какой-то для этих запорожцев есть и в этом, и когда-нибудь он его, возможно, даже поймёт. А пока не понимает — довольно и того, что нет от этого обычая и никакого вреда. Если русы правду говорили, что раньше этого городка с этими людьми здесь не было, то значит, они здесь и сами недавно? Каким чудом они тогда здесь взялись, и не поймёшь, но у них всё какое-то странное и непонятное. Наверное, и они краснорыбицу такого размера добыли впервые, а раньше не ловили даже мелких? Может, они у них большая редкость?

Когда в их речушке попалась краснорыбица аж в руку длиной — это было целое событие, которым хвастались даже в Искоростене. Типа, не только у вас, и у нас тоже. Ну а мелюзга до локтя длиной попадалась ежегодно, хоть и нечасто. И другая рыба в речушке у них была мельче здешней, намного мельче, но зато её было полно. Урожай зерна только в сезон, орехи, да ягоды с грибами тоже только в сезон, лесная дичь в сезон, и только рыба в реке доступна всё время, пока река не скована зимним льдом. Да и то, удить её, а иногда даже острожить можно и через прорубь, просто много её так не добудешь. Со старшими в роду не спорят, и если сказано, что хлеб всему голова, то так оно и есть, но на самом деле древлянская весь больше с реки кормится, чем с пашни. Даже если это и такая небольшая переплюйка, как у них. Тем более, что и не весь год она переплюйка, а только в межень. В половодье — очень даже приличная река. Как раз в половодье, старики говорили, попалась та краснорыбица в руку длиной, которой потом хвастались. Стемид тогда совсем ещё был сопляком,