Фантастика 2025-166 - Августин Ангелов

восприятию мира. Хотя Эльза университетов и не кончала, но ее суровый чекистский опыт много значил. Она искренне считала себя бойцом революции, стоящим на страже идей, ради которых эта революция делалась. И Эльза жила этими идеями на самом деле, а не в лозунгах, стараясь делать ежедневно все возможное для того, чтобы бороться с врагами, угрожавшими делу построения социализма.

Причем, ее понимание развитого социалистического общества во многом совпадало с моим пониманием того, каким должен в идеале стать Советский Союз: справедливым и сильным государством, где каждый гражданин будет чувствовать поддержку своей страны во всех начинаниях, направленных на общественный прогресс, одновременно научившись остро чувствовать ответственность за лучшее будущее для всего общества и за свои собственные ошибки. И в этом идеальном государстве каждый человек сделается не эгоистом, а творцом прогресса, обладающим обостренной эмпатией и приносящим пользу обществу на своем месте хоть дворника, хоть высшего госчиновника. А взаимопомощь, забота о согражданах и о благе страны станут смыслом жизни для каждого.

Но, и Эльза, и я отлично понимали, что пока до идеала советским людям очень далеко. Хотя и имелись, конечно, энтузиасты, стремящиеся, как и Эльза, выстроить новый лучший мир, о котором столько говорили коммунисты. Но, энтузиастов этих, своеобразных чудаков, верящих в лучшее и готовых работать даже бесплатно ради скорейшего наступления коммунизма, все-таки было не слишком много. К тому же, далеко не каждый из них посвящал свою жизнь не только трудовым подвигам, сутками засиживаясь на работе, как могла это делать Эльза, но и постоянному преодолению смертельной опасности, которой подвергался каждый чекист без исключения. Ведь любого из сотрудников ОГПУ могли в любой момент убить враги просто за принадлежность к нашей конторе, как, например, троцкисты вырезали всех наших в Горках, в Нижнем Новгороде и в Самаре.

Что же касалось прочих энтузиастов строительства коммунизма или, хотя бы, настоящего справедливого социализма, то этих не слишком многочисленных восторженных пассионариев, как я хорошо знал, потом почти поголовно перебили на войне, если, конечно, они уже и раньше не попали под репрессии тех же Ягоды и Ежова. Например, в деревне под Рязанью, откуда происходила и где всю жизнь прожила моя бабушка, с фронта из полсотни деревенских мужчин, ушедших воевать, вернулись только двое. Причем, один из них на фронте потерял левую ногу, а второму взрывом минометной мины оторвало половину правой руки. И так было во многих деревнях. Сильно не хватало мужского населения после войны. Вот и образовалась пресловутая «демографическая яма». Физически, конечно, отстроила обратно страна все разрушенное немцами тяжелым трудом наших женщин, немногочисленных выживших мужчин и нового подросшего поколения, но только тот неповторимый дух энтузиастов первых советских пятилеток, верящих в идеальное новое общество, основанное на справедливости, исчез навсегда. Ведь лучшие и самые сильные духом люди погибли, не успев вырастить себе достойную смену! И теперь мне нельзя было допустить ничего подобного.

Слушая Эльзу, искренне верящую в коммунизм, я вспоминал свое собственное становление в той далекой уже прошлой жизни, где я умер в солидном возрасте, переместившись назад во времени и очутившись здесь, в теле Менжинского. Когда я после срочной службы во внутренних войсках МВД СССР поступил в Высшую школу милиции в середине семидесятых, при Брежневе, то преподаватели убеждали нас, что мы обязаны гордиться своей страной развитого социализма, что мы все молодые строители коммунизма, что у нас человек человеку друг, товарищ и брат, что все у нас в стране равны перед законом, а партия является руководящей и направляющей силой нашего развития, которая ведет советский народ в сторону построения коммунистического общества. И мы, курсанты-комсомольцы, поначалу вполне искренне стремились соответствовать тому, что внушалось нам.

Вот только каждый из курсантов довольно быстро понимал, что все это больше пустые слова, красивые лозунги, не подкрепленные, к сожалению, практикой реальной повседневной жизни. Но все продолжали и дальше делать вид, что идут по жизни под этими лозунгами. Кто-то из нас притворялся целенаправленно ради успешной карьеры, кто-то просто из боязни показаться не таким, как все, а тех, которые продолжали искренне верить во все это, уже на втором курсе оставались единицы. Все раньше или позже начинали замечать, что слова у нашего преподавательского состава расходятся с делами. Да и четкого определения критериев развитого социализма никто из преподавателей нам не формулировал. Помнится, когда я прямо спросил об этом одного из них, он сказал мне что-то вроде: «Развитый социализм характеризуется тем, что мы живем в обществе зрелой и целостной социальной системы, которая, динамично развиваясь, продвигается к более высокой стадии развития, то есть строит коммунизм, но, пока мы его не построили, основным принципом остается все тот же: от каждого по способностям, каждому по труду». Таким образом, круг лозунгов замыкался сам на себе, ничего не объясняя по сути. Было ясно только, что мы продвинулись вперед в сравнении с первыми пятилетками. На это указывали показатели промышленного роста. Так и лет немало прошло к семидесятым годам с тех пор от первых пятилеток, да и прогресс все это время не стоял на месте по всему миру. И объективное сравнение с промышленным ростом тех же капиталистических США все равно складывалось не в пользу СССР. Мы, почему-то, хоть и строили прогрессивный коммунизм, но никак не могли догнать и перегнать Америку с загнивающей, как у нас вещали все средства массовой информации многие годы, капиталистической системой.

Разумеется, те брежневские годы моей курсантской молодости стали золотым временем развития страны. Заметно выросло качество жизни граждан, которых обучали и лечили бесплатно, а семейным предоставляли за счет государства квартиры. Развивались промышленность, наука и вооруженные силы, а советские космонавты успешно летали в космос. Советский спорт тоже радовал, ставя рекорд за рекордом. Но, все-таки, чего-то не хватило СССР, чтобы не только стать супердержавой, но и укрепиться в этом статусе на века. Ведь не просто так Советский Союз потом развалился, а имелись к такому концу предпосылки, намеки на которые виднелись внимательному наблюдателю уже тогда, в благополучные годы «брежневского застоя».

А застой имел место на самом деле. И, прежде всего, он выражался в ухудшении оперативности государственного управления. Не только излишняя заидеологизированность, но и забюрократизированность всех государственных структур и самой партии, которая к тому времени срослась с чиновничьим аппаратом в единый и неделимый огромный больной организм, сделали управление этой самой социалистической «динамично развивающейся системой» совсем не динамичным, а наоборот, абсолютно неуклюжим и неповоротливым. И если на внешние угрозы реагировать тогда еще как-то успевали, то для реагирования на внутренние изменения в