Катали мы ваше солнце - Евгений Юрьевич Лукин

– Кстати, – сказал Василий. – Про Ирину ей говорить?

Призадумались.

– Нет. Ну её к чёрту! – мрачно молвил дядя Семён. – Тут же сбежит…

– Может, оно и к лучшему…

Снова задумались.

– Как хотите, а распорядитель наш – придурок редкостный, – подытожил впечатления Леонид Витальевич Арчеда.

Егорка молчал.

А потом наступило утро. В павильоне уже корректировали солнечный луч, падающий из лишённого шторы окна, и ругались насчёт пылинок. Затем наконец прозвучало:

– Полупалов, приготовиться!..

Василий встал.

– Ну что… – произнёс он без особой радости. – Пойдём ломать комедию. – Вздохнул и признался с горечью: – Не представляю, как с ней в паре работать!

Персоналия Тамары Истриной уже стояла возле ртутно-серого куба и скорее лыбилась, чем улыбалась. Косметики на её лице было отражено в избытке.

– М-милый… – сказала она Василию и вытянула губы хоботком.

Он взял её под руку.

– Шампанское!.. Цветы!.. – скомандовал распорядитель.

Кто-то из невидимой обслуги сунул Василию большую бутылку, а Тамаре – завёрнутые в целлофан алые розы.

– Внимание! Истрина! Полупалов! Ваш выход…

Василий приоткрыл дверь и ступил в отражение комнаты первым. И то же самое сделал его оригинал в прямоугольном зеркале, висящем на противоположной стене. Брови у обоих одновременно вздёрнулись, рот виновато скривился.

– Ты извини, Том… – ловя краем глаза малейшее движение губ двойника, торопливо проговорил Василий. – Тут у меня бардак… Начал уборку – и как раз мужики нагрянули…

Безупречно копируя все движения оригинала, он отодвинулся в сторону. Партнёрша переступила порожек. Остановилась.

– Господи, ну и морда у меня в этом зеркале!.. – раздался её хрипловатый возглас, исполненный, впрочем, скорее злорадства, чем ужаса.

Где-то совсем рядом закряхтел недовольный грубовато поданной репликой незримый распорядитель.

– Да ладно тебе… – пробормотал вслед за оригиналом Василий, делая шаг вперёд, – и тут случилось то, что поначалу он принял за обыкновенную, хотя и досадную накладку.

– А так?.. – неожиданно высоким надломленным голосом произнесла у него за спиной партнёрша, хотя настоящая Тамара Истрина ещё и рта не открывала.

В следующий миг оба лица по ту сторону зеркала исказились – и Василий, уже догадываясь со страхом, что происходит, оглянулся. Отражения умеют делать это стремительно – для людского глаза такое движение неуловимо. Однако сейчас Василий не просто оглянулся. Он оглянулся – и замер, забыв обо всём. Даже о собственном двойнике.

Вместо отражения Тамары Истриной посреди комнаты, устремив в зеркало беспощадные прозрачно-серые, похожие на плавящийся лёд, глаза, стояла Ирина Полупалова – хрупкая, болезненно-бледная, рыжеватая.

– Ну, здравствуй… – еле слышно выговорила она. – Узнаёшь?..

А в зеркале тем временем с неотвратимой медлительностью происходило неминуемое. Припадочно закатив зенки, рослая Тамара Истрина тяжко оседала на тщательно выметенный ковёр, где уже валялись завёрнутые в целлофан розы. По сминающейся воронёной коже плаща плыли тусклые зигзаги отсветов. В глубине комнаты моталось перекошенное, беззвучно орущее лицо Василия, отводящего для броска руку с бутылкой.

Повторять его движения уже не было надобности.

Зеленоватая стеклянная граната угодила в самую середину зеркала. По нему медленно поползли, ветвясь, двойные трещины – и мир взорвался, распавшись на бесчисленное множество комнат с незашторенными окнами.

– Ой, козёл я… Ой, козё-ол… – плачуще причитал где-то поблизости голос запоздало прозревшего распорядителя.

Остальные потрясённо молчали.

Отражение Василия Полупалова открыло глаза. Павильона, естественно, не было уже и в помине. Все оцепенело смотрели на хрупкую рыженькую Ирину, казавшуюся теперь ещё бледнее. Держалась она неестественно прямо, в прозрачно-серых глазах – страх и вызов.

– Эх, девонька… – стонуще, с болью выдохнул наконец дядя Семён. – Да что ж ты с собой, дурашка, сделала! Ну мы-то – ладно…

Отражение Ирины Полупаловой вздёрнуло задрожавшую верхнюю губу и попятилось. И вполне возможно, что точно так же попятилось оно в нескончаемой череде зазеркалий. Тонкие, как у подростка, руки совершали странные судорожные движения, словно отбиваясь от незримых и пока ещё слабеньких прикосновений.

– Думаете, всё?.. – отчаянно выкрикнула она. – Думаете, нет её больше?.. Он ещё вспомнит! Над колодцем наклонится!.. К пруду подойдёт!..

Далее какая-то невидимая сила согнула её пополам и неумолимо повлекла в сторону биржи. Егорка не выдержал и так зажмурился, что даже звуки исчезли. В себя он пришёл не скоро. Три старших его товарища по-прежнему стояли рядом, запрокинув сведённые страдальческими гримасами лица.

– Как же она её так смогла отразить?.. – запинаясь, выговорил Арчеда.

– Как-как… – ворчливо отозвался дядя Семён. – Да она её наверняка и корчила целый месяц в этой фирме… пока та не сбежала…

– Мало того что всё расколошматят, ещё и душу наизнанку вывернут!.. – злобно цедил Василий. – Воспитывай их! Сами кого хочешь воспитают…

От автора

Историю эту поведало мне с помощью жестов некое отражение, высланное в прошлом году из зазеркалья и обитающее ныне в озёрах Волго-Ахтубинской поймы. Имена действующих лиц умышленно изменены. Название поймы – тоже.

2001

Тело, которому ты служишь

Производственная повесть

Глава 1. Левая

Быть можно дельным человеком

И думать о красе ногтей.

Александр Пушкин

Ноготь Большого Пальца Левой Руки представлял собой небольшую, чуть выпуклую площадку с неровно обкусанным внешним краем.

– Остальные – примерно в том же состоянии… – хмуро известил Белуай и, скроив недовольную гримаску, цокнул копытцем по заскорузлому Заусенцу.

Крима осторожно прочистил горлышко. Он предполагал, что теория сильно отличается от практики, но никогда не думал, что до такой степени.

– А на Правой?

Белуай с подозрением покосился на паутинчато-нежную шёрстку новичка – и тот запоздало сообразил, что, кажется, команды Правой и Левой Руки друг друга недолюбливают. Иными словами, вопрос он задал несколько бестактный.

Ладно, учтём на будущее, а то ведь обслуживать придётся и ту и другую сторону.

– У них и спросишь, – буркнул Белуай, но тут же смягчился и добавил ворчливо: – Да то же самое, наверное… Так что дел у тебя – выше рожек. Сегодня всё осмотри, прикинь, где чего, – и вперёд! Обязанности свои ты лучше меня знаешь… Да! Если кто из старичков наглеть начнёт – шли куда подальше!

– Подальше? – ошалев, переспросил Крима. – Куда?

– Куда подальше, – угрюмо повторил Белуай.

Крима оторопело потряс рожками. Первые истины, с которыми новорождённый чёртик является на свет, ничего подобного не содержали. В головёнку вложено было, что опыт старших следует перенимать, – и всё.

– А как они будут… наглеть?..

– Ну там… копытца почистить… рожки отполировать…

– Кому?

– Им! – нервно бросил Белуай. – Или, допустим, попросит за Локтевым Суставом последить, пока он к дружку на Правое Колено сходит… Шли подальше!

– Не обидятся? – Крима поёжился.

– Да хоть бы и обиделись! У них – свои участки, у