"Фантастика 2025-28". Компиляция. Книги 1-19 - Дмитрий Шатров

– Как выбрался-то?! Дай, гляну! – Самохин рванул полы его ветровки с такой силой, что в стороны брызнули пуговицы. – Что ж тебе в тепле не сиделось?! Что ж мне с вами всеми делать такими… спасителями!

– Пусти… – прохрипел дядя Митя. – Помираю… Миру дай. Мира?! – Его взгляд сделался одновременно мутным и ищущим. – Мира, сказать должен… Облегчить душу…

– Я здесь! – Мирослава подсунула ладони под его затылок. – Не умирай! Не надо… Дядя Митя, ну хватит уже… – Ее слов было не разобрать из-за рыданий.

– Виноват… Бес попутал… Беса убил… а он вот меня… попутал. – А голос дяди Мити просто был слаб. Он сбивался, хрипел, спешил то ли объясниться, то ли покаяться перед смертью. – Затмение какое-то… Не знаю, что нашло… Не хотел я… сопротивлялся… А ты все смотрела и смотрела… – Обрывки слов снова сменил сиплый кашель. – А я поделать с собой ничего не мог… Смог, только когда понял, что натворил…

– Дядя Митя, не надо! Молчи, береги силы! Тёма, Тёмочка, что нам делать с ним? Где «Скорая»?

– Никогда себе простить не мог… Думал, вспомнишь – покаюсь и сяду… А ты все не вспоминала… А я душой, сердцем прикипал все сильнее… Виноват… Ты прости меня, девочка…

– Эй, Елагин! – Самохин едва ли не за шкирку тащил от него вырывающуюся Мирославу, голос его был тихий, заговорщицкий, такой, что слышать его мог только дядя Митя и они с Мирославой. – Ты покайся, одно скажи – Разумовского ты?

– Я. – Он даже кивнуть попытался. Не вышло.

– А за что?

– За то, что он детей… тех детей… Я сначала просто подозревал, а потом свечи у него нашел… в тайнике. Там тайник есть в башне, товарищ следователь.

– Потом! – Самохин спешил, чуял хитрый лис, что время на исходе. – Про тайник потом скажешь, про Разумовского давай!

– Он сам сознался… – дядя Митя закрыл глаза. Лицо его заливала восковая бледность, а со стороны дома к ним уже бежали медики… – Вот тогда я его и того… – Глаза открылись, взгляд был ясный и твердый. И голос сделался твердый. Последний рывок. – Это я его задушил. Задушил и утопил. А Мира увидела. А меня накрыло. Словно прямо в голове чей-то голос. Убей, придуши! Сначала ее, а потом можешь и сам… Вот прямо в омут с головой… Так хорошо тебе будет, так сладко, Митенька…

– Вот так, значит… – Самохин уступил место подбежавшему врачу, снова потянул Мирославу за шкирку, крикнул Фросту: – Забери ее!

Фрост и забрал, подхватил воющую Мирославу под мышки, потащил прочь, не под навес, а под старую липу. Прижал к себе, не позволяя шелохнуться.

– Мира, – зашептал в ухо. – Не мешай им. Они его спасают. Они спасут его.

– Это не он! – Мирослава подняла к нему заплаканное лицо. – Тёмочка, это же не он меня тогда, а она! Эта гадина! А он сопротивлялся… А я ее нарисовала! Я видела ее перед тем, как умереть…

– Отставить истерику! – Послышался за их спинами строгий окрик. Старший следователь Самохин шагнул под сень липы из-за пелены дождя. – Врачи делают все возможное, а он мужик крепкий. Даст бог, выживет.

– Для чего выживает?! – Во взгляде Мирославы была ярость. – Чтобы вы его в тюрьму, да?! А это не он! Слышите вы меня?

– Я сказал, не ори! – рявкнул Самохин, а потом каким-то удивительно ласковым жестом погладил Мирославу по голове. – Разговор наш кто слышал?

– Никто. – Фрост еще не понимал, куда он клонит, не понимал, к чему вот это все, а Мирослава, кажется, начала понимать. Потому и перестала вырываться, наоборот подалась к Самохину.

– Это не он. Это Агния меня тогда. Голос в голове, понимаете? Бред, конечно, но вы должны поверить! Она может… могла так вот – влезть в голову. Она и Августа Берга пыталась…

– Она и меня пыталась, – сказал Самохин мрачно, а потом поднял взгляд на Фроста: – Уверен, что нас больше никто не слышал?

– Уверен. – Фрост кивнул. – Ливень, ветер, крики кругом. Что будем решать?

– Уже решил. – Самохин помрачнел еще сильнее. – Эх, подведете вы меня под монастырь!

А Мирослава уже вцепилась обеими руками в лацканы его мокрого, псиной пахнущего пиджака, зашептала быстро и требовательно:

– Не надо ему в тюрьму! Я прошу вас! Он уже сам себя наказал…

– Себя наказал, тебя спас. Не хочет он жить, девочка.

– Не вам решать! Пусть сначала выживет, а потом решает!

– Как выбрался-то? – Самохин посмотрел на Фроста поверх ее макушки и сам себе ответил: – А чего ему не выбраться-то?! Медвежатнику со стажем! Вот я дурак… – Он покачал головой.

– Так что мы решили? – спросил Фрост, так же глядя на него поверх Мирославиной макушки. Вот такой у них получался мужской разговор.

– Не было ничего, – ответил Самохин после долгого молчания. – Если помрет, так помрет героем. А если выживет, так бог – ему судья. Или вот она! – Он снова погладил Мирославу по голове, сказал быстро и по-деловому: – Все, некогда мне тут с вами, детишечки! Артем, уводи ее отсюда! Нафиг уводи! Хватило с нас сегодня сюрпризов! Еще хрен знает, сколько мне их расхлебывать придется! Ну, что стали! Идите, я сказал! Идите, пока не передумал!

Они и пошли. Только сначала Мирослава повисла у Самохина на шее, уткнулась носом в небритую щеку, что-то такое сказала, от чего он сразу же из грозного сделался растерянным.

– Да ладно тебе, – сказал и усмехнулся кривоватой своей усмешкой. – Вот скажешь тоже… – И снова глянул на Фроста, спросил жалобно: – Сигаретки не найдется?

– Не курю. – Фрост улыбнулся, виновато пожал плечами.

– Вот то-то же! Идите уже, пока не передумал! Никому вы тут больше не поможете! Ему сейчас другие помощники выданы.

Самохин смотрел, как в «Скорую» бережно загружают носилки с дядей Митей.

– А можно?.. – дернулась было Мирослава.

– Нет! – рявкнул Самохин. – Никто вас туда не пустит. А у меня там блат… Медсестра у меня там… старшая. Она расскажет потом все. В подробностях. А вам я официально запрещаю покидать территорию усадьбы. Услышали меня, детишечки?

Они молча кивнули. Какое-то время они наблюдали, как ползет по дорожке едва различимая в пелене дождя «Скорая», потом еще какое-то время смотрели, как Самохин машет руками и раздает распоряжения людям, столпившимся под тентом, а потом Фрост сказал:

– Пойдем, Мира.

Она больше не сопротивлялась, словно бы эта чертова ночь высосала из нее все силы, позволила взять себя за руку, как маленькую, и так же, как маленькую, поволочь за собой на буксире.

– К кому идем? – спросил Фрост,