Ночь упырей - Анастасия Александровна Андрианова

– Извини, что я вот так, по имени. Мне так проще.

Смородник покосился на неё одним глазом, не выпуская сигарету из зубов.

«Сынок».

– Послушайте. – Он развернулся к ней в пол-оборота, слегка нахмурившись. Тамина мигнула серыми глазами под стёклами очков. Лицом она была похожа на Илара, только вот рост – как у Мавны. – Мои родители давно погибли. Они называли меня сыном. Для меня это слово значит больше, чем набор звуков. И не стоит употреблять его из вежливости. Простите.

Тамина вздохнула и робко, с опаской тронула его за локоть. Смородник наблюдал.

– Я от всего сердца, – проговорила Тамина. – С тобой моя дочь счастлива. Она рассказывала, как много ты для неё значишь. И я рада видеть её такой светящейся. Кто ты мне, как не сын? Старший сын. Придётся Илару уступить первенство. – Она неуверенно улыбнулась, вглядываясь в лицо Смородника, которое, как обычно, было угрюмым, если не сказать злым. Но эту женщину, кажется, оно не могло обмануть. Вот уж где сильная генетика… Они с Мавной, наверное, могли бы притащить в дом самых одичавших псов и заставить их подставлять животы для «почесушек». – Но, если тебе не нравится, буду называть Смородником. Просто мне хочется дать тебе тепла. Тем более если ты давно его лишился. Может, тебе это непривычно, но позволь нам позаботиться о тебе и принять тебя как родного. Ты любишь утку с беконом и грушами? Я ещё домашний хлеб испекла. И картошка, конечно. Пюре с сыром, тянущееся. Пошли за стол.

Смородник не нашёлся, что ответить, просто позволил увести себя в гостиную, к Мавне, Илару, их отцу, к Купаве, Варде и Лирушу – праздник затеяли с размахом, и даже ёлка пестрела совершенно по-новогоднему, обмотанная каким-то невообразимым количеством гирлянд, отбрасывая на пару недель назад, в настоящий семейный праздник.

* * *

Мавна суетилась над десертом, перед тем как вынести его на стол. «Второй Новый год» проходил прекрасно – немного нервно и суетливо, но папа с мамой вроде бы даже неплохо приняли Смородника, «раскрашенного, как весеннее яйцо». Хотя она допускала мысль, что после, когда он уйдёт, её будет ждать суровый разговор на тему вреда наркотиков.

Сзади послышались шаги.

– Тут белковый крем и голубичный конфи… Ай!

Мавна взвизгнула, когда Смородник притянул её к себе и жадно поцеловал. В груди зажглись огоньки – Покровители, как ей не хватало этого и как хотелось тискать его всего, но при родителях и Иларе она всё-таки стеснялась.

– Они выглядят умпмрм… умопмомрам… умопомрачительно, – шепнул он на ухо, – но ты слаще любого крема. Давай сбежим?

Мавна недоверчиво посмотрела в его лихорадочно блестящие глаза и потрогала лоб.

– Смонь, у тебя жар?

– Нет. Просто устал. Всё отлично, но хочется будто бы… хачапури с заправки. Поедем?

Мавна хихикнула и закусила губу. В конце вечера их ждало игристое, роллы и спелое манго, которое принесла Купава. Да и музыку она поставила сейчас соответствующую – какой-то томный джаз, подходящий для светской вечеринки на летней веранде.

Мавне тоже хотелось немного другого. Хотя Илара даже будто бы всё устраивало – они с Купавой ворковали ну чисто как голубки. К удивлению Мавны, брат даже забыл о котлетах и утке.

– Вот знаешь, мне кажется, я не создана для всей этой красивой жизни, – призналась она, обращаясь не столько к Смороднику, сколько к себе самой. – Ты прав. Моя стихия – это забегаловки и заправки, дешёвые ларьки и прогулки в скверах. Моя свобода в том, чтобы быть собой и не пытаться казаться лучше. Оставаться девчонкой с окраины. Не строить из себя кого-то другого. Не пытаться быть утончённой и богемной. Потому что… Я люблю громко смеяться. Целоваться у всех на виду. Могу крепко ругнуться. Выпить дешёвое пиво с сухариками. Поставить заплатку на рваные джинсы. Мне нравится, когда ветер спутывает волосы, а пальцам горячо от стаканчика с чаем. Я живая. И люблю жить. Так что… Поехали на твою заправку. С тобой – куда угодно.

Они быстро поцеловались – пока на кухню не зашёл Илар, чьи шаги уже грозно гремели по полу. Схватились за руки и, хихикая, как школьники, пробежали через гостиную.

– Я краду вашу дочь, – сурово объявил Смородник.

– Мам, пап, мы ненадолго, – принялась оправдываться Мавна, но он уже утащил её в прихожую.

Быстро надев куртки, они выскочили на улицу и завалились в чёрный внедорожник, припаркованный у забора.

На заправке всё было по-прежнему: огни у колонок, призывные плакаты кафе, мигающая ёлка, выложенная на стекле мишурой и огоньками. Снег красиво кружился в свете фонарей, а хачапури с двойным сыром, купленные у парня-райхи, казались ещё более обжигающе-горячими и вкусными, чем в первый раз.

Мавна улыбалась, сидя на капоте, растягивая нити сыра и неотрывно глядя на Смородника, который выглядел теперь спокойным и довольным.

И в этот момент она ярко, озаряющей вспышкой поняла, что абсолютно, беспредельно счастлива.

Достав телефон, Мавна вытянула руку и прижалась щекой к щеке Смородника, чтобы их довольные лица со снежинками в волосах влезли в кадр. И хачапури. Непременно хачапури с двойным сыром, сочной начинкой внутри и хрустящей корочкой снаружи.

Мавна нажала на круглую кнопку несколько раз подряд. Она распечатает эти фото. И обязательно вставит в рамку – а может, даже сделает вышивку.

И что бы ни ждало их впереди, она решила, что отныне будет коллекционировать счастливые моменты. И однажды её коллекция станет очень, очень большой.

Конец