"Фантастика 2025-31". Компиляция. Книги 1-27 - Роман Корнеев

Бежать. Скорее бежать! Юркнув в норку, Пикунок сделал то, что он всегда делал в случае опасности. Он ловко засы́пал лаз и помчался по сложной системе подземных ходов в сторону секретного выхода, туда, в сторону северного холма. Пикунок бежал изо всех сил, он в жизни так не бегал.

Но не успел.

Он просто не мог успеть.

Почва затряслась, посыпались камни с потолка, да ещё промороженная земля под лапами стала вдруг горячей и влажной. Захлюпало, и стало душно.

Закрыв в страхе глаза, Пикунок прижался к стене лаза. Он, наконец, всё понял.

Старики говаривали, что недра небесных хлябей населены ангелами мщения, и время от времени они приходят сюда за теми, кто не угодил вышним силам.

И тогда он закричал во весь свой слабеющий голос:

«Почему я?»

Но ему никто не ответил, раздался тяжкий грохот, удар и наступила полная тишина.

«Почему я…» — шепотом молил Пикунок, но напрасно, невидимая сила уже пронзала его хрупкое тельце. Посмотрев на лапки, которыми он утирал бесполезные слёзы, зверек увидел, что они все в крови. Жутко запульсировало в голове, кровь уже хлестала из носа, рот заполнился едкой слюной, мысли стали путаться.

Пикунок издал последний визг и завалился набок. Его задняя лапка в последний раз дрогнула и застыла.

Навалился мрак.

«За что… за что… за…»

Жизнь покинула его тело.

А костёр адского пламени уже пел погребальную песнь над могилой неведомого космического существа, приведшего с собою смерть.

Покореженный штурмовик сильно кренило влево, так и не отстрелившаяся орудийная установка продолжала раз за разом с ужасающей силой бить в борт машины. Всё вокруг содрогалось, но я как сквозь сон продолжал орать бортовому церебру, надеясь лишь на то, что хоть он не сошёл с ума в этой передряге.

Если постараться, то можно вспомнить, как ещё какой-нибудь час назад меня продолжало интересовать, что я, где я… смешно. В настоящий момент все мои интересы были сфокусированы на одном:

— Церебр! — орал я. — Курс! Держать курс!!!

Нос «Баньши», вернее то, что от него осталось, мучительно и косо заходило на столб жирного чёрного дыма, вяло вываливающего из-за горизонта.

П-поверхность б-близк… возможн-но… — вдруг откликнулся церебр.

Всё-таки жив, дурнина.

— Плевать! Держать курс!!!

Что-то добела раскаленное промелькнуло слева. Ой! Поля же… Хотя, идиот, какие у тебя теперь поля.

Враг — плевать, топливо — плевать!

Выполнить свой долг, последнее, что мне оставалось. Помочь Капитанам.

И опять я, с упорством бульдога, повисшего на ухе тигра, все пёр и пёр, презрев всё на свете… Хоть снег больше не шёл, ведь сетка наведения осталась в далёком прошлом, внешние рецепторы работают, хоть какое-то представление о происходящем получаешь, а не то уже бы лежал на грунте кучкой коптящих обломков. Хоть бы наведение… А зачем мне наведение? Огневой всё равно не осталось.

— Курс, твою душу мать, — устало выругался я, — держи… курс…

И, подстегиваемый таким образом, церебр выдюжил. Выжимая последние соки из умирающего генератора, доковылял до чёрного выжженного круга среди покрытых снегом, а местами коптящих корпусов какого-то промышленного объекта. Вибрация, пронизывающая машину, возросла уже до опасного предела, так что, прижимая ладонью последний функционирующий сектор на сенспанели, я почувствовал наконец толику облегчения.

Катапультирование! — почему-то очень внятно произнёс напоследок синтезированный голос церебра.

Удар в спину с жутким скрежетом вырвал меня из гнезда, в котором я покоился с самого момента старта на старой Базе. Что-то сработало нештатно, вокруг меня замелькали искромсанные оболочки моего штурмовика, но я был цел и уже спокойно летел по дуге чуть в сторону от места будущей жёсткой посадки. Чего ещё желать.

Наконец-то. Полная свобода, радость движений и нормально функционирующий «защитник». Чтобы оценить это богатство, нужно увидеть своими глазами, как твой штурмовик начисто срезает огромный заснеженный холм в паре километров от тебя. Отлетался, бродяга, усмехнулся я. Тогда мне подобная мысль показалась презабавной.

Мне удалось легко вернуть себе в полёте ориентацию, мягко спружинив на четыре точки. Не очень эстетично, зато меньше нагрузка на экзоскелет. Одно движение, и вот я уже стою на твердом грунте. Не желающий таять местный снег мягко скрипнул под широкими ступнями. От умиротворённости звука отчаянно защипало в носу. Я, видимо, окончательно отвык слышать что бы то ни было, кроме грохота, рёва, визга и крика.

Настроение подскочило до неведомых высот, и я тут же буквально вприпрыжку понесся к Капитанам, туда, где на краю покрытого сажей пятна были видны остовы их машин.

Ещё больше я обрадовался, увидев следы чужого «защитника», ведущие в сторону одного из ближайших ангаров. Следы странные, слишком глубокие — даже скрытый под не убранным снегом бетон был заметно продавлен. Что это у Капитана такой «защитник» тяжелый, почти как у бронепехов. И где Второй?

Ничего. Теперь найдётся. Самое плохое позади. Прорвёмся.

В совсем уже приподнятом настроении я ворвался под крышу огромного пустого здания, и…

Сердце оборвалось, крик радости замер на губах, а желудок судорожно дёрнулся вниз.

Только теперь я сообразил, что значили те глубокие следы.

«Защитник» Капитана Ковальского держал на вытянутых руках то, что осталось от Капитана Алохаи. Ног не было, одна из армированных «рук» держалась на остатках изжёванного экзоскелета. Чудовищная вмятина на груди обнажала покромсанные куски биосьюта.

Капала кровь пополам с техническим гелем.

Малые сервомехи осторожно освобождали то, что осталось, от мёртвого уже н-фазного хлама внешней оболочки. Сверкнула пика нейтринного конуса и деформированная бронеплита упала на покрытый изморозью пластик.

Как же так.

Джон умирал.

Я сумел при помощи Отрядного извлечь его из остатков «защитника», обработанные лазерным коагулятором ткани перестали кровить, но толку всё равно было мало. Отказывали почки, печень, на очереди было сердце, пропитанное не вовремя насытившей ткани химией. Микронасосы в центральной кровеносной продолжали поддерживать насыщение крупных органов залитой фторорганикой кровью, но долго ему так не протянуть. Нужен госпитальный бокс и, я подумал об этом без привычного содрогания, регенерационный саркофаг. Который остался где-то там, далеко, и между ним и нами троими лежала тысяча километров чужой земли.

— Джон, ты будешь жить, запомни это.

Он словно нехотя повернул ко мне голову. Посмотрел, не говоря ни слова. Откуда у него эти страшные морщины? Кожа стала словно прозрачный пергамент, синева просвечивает, каждая жилка как на ладони. Взор оставался ясен, но на дне глаз уже зияла отрешенность. Если бы можно было хотя бы оттащить Джона подальше от этой