Дипломатия Мечей - Владимир Пламенев

— Господин Посол, — Шуйский попытался сесть на кушетке, но Державин придержал его за плечо.

— Тебе не рекомендуется лишний раз двигаться. Оставайся здесь и восстанавливайся, — произнёс посол.

Шуйский вцепился в его руку и заговорил:

— Если мы решим кризис в Иллирии, то в столице плюнут на эту ошибку! Про неё забудут! А Вас и меня назовут героями! Вы же знаете! Знаете! — его голос сорвался, ему вторили несколько шёпотов.

— Лежи смирно, Леонид, — стальным голосом велел Державин и вырвал свою руку из его хватки. — Ты уже не в состоянии выполнять свои задачи. У тебя одержимость лёгкой степени. Это ставит крест на твоих способностях выполнять свои задачи, как дипломата. Поэтому оставайся на месте.

Тут округлившиеся глаза Шуйского впились в посла.

— Это всё козни Демидова, да⁈ Это он надоумил Вас отослать меня⁈ ЭТО ВСЁ ОН⁈

— Держи себя в руках! — урезонил его Державин. — Ваши подковёрные игры меня не касаются. Ты прекрасно знаешь, что я не испытываю к нему никаких больших симпатий. Но то, что ты позволил Серебрякову в обход меня провести некромантический сеанс, это неприемлемо. На этом всё.

Посол Державин вышел.

А Шуйский запрокинул голову назад и закрыл глаза. Его переполняло негодование… обида.

Всё не должно было закончится так! НЕ ДОЛЖНО! У НЕГО ДОЛЖНА БЫЛА БЫТЬ БЛЕСТЯЩАЯ КАРЬЕРА!

Внутри груди вспыхнул импульс. Но не горячий, а леденящий. Будто там за долю секунды всё замёрзло. А потом, сразу же, разлетелось волнами холода по всему телу.

Но этот холод был не морозящим, он не причинял дискомфорта или боли. Наоборот, с ним стало даже как-то легче. Равнодушнее.

Шуйский поднял руку и посмотрел на неё.

Бледная… словно у трупа.

Из горла вырвался смешок. Не весёлый, скорее — мрачный.

— Хочешь избавиться от меня? Хорошо, попробуй. Избавься, — прошипел Шуйский не своим голосом и в резком порыве вскочил с кровати, двинувшись к выходу. В голове у него зашептал внутренний голос. И не один. Не два. Даже не три.

Эти голоса даже не принадлежали ему. Они были чужими. Будто подселившимися в его голову откуда-то извне.

Но какая разница?

Они были правы.

Нужно было восстановить справедливость.

ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

* * *

Наш кортеж въехал на территорию усыпальницы Зринских. Мы остановились. Из передовой машины вышли телохранители Софии, чтобы проверить безопасность территории. Вокруг усыпальницы повсюду дежурили бойцы гарнизона. Они смотрели на нас с недоверием, но все требования телохранителей выполняли незамедлительно — их заранее предупредили, кто и зачем сюда прибыл.

— Виктор, — заговорила София. — А что, если они правы?

— Кто? Цельские? — я повернулся к ней.

— Угу.

— Нет, даже не думай об этом. Твой отец жив, — я прикоснулся к её руке и Зацепил её систему Связей.

Вспыхнули исходящие от неё энергетические нити. И пять из них неизменно шли наверх, подписанные именами её отца и братьев.

Она поджала губы и уставилась на меня, не отводя зеленоглазый взор.

— Виктор. Что ты скрываешь?

Тишина.

Я не хотел рушить доверие, которое образовалось между нами. Но и раскрывать свою силу было опрометчиво. Не потому что я сомневался в Софии, а потому что никому просто не стоит знать о том, на что я способен.

— София, — я накрыл её руку своей. — Я скрываю только то, что необходимо скрыть. По причинам, которые имеют смысл.

— Можно я немного поною?

— Поноешь? — спросил я, на что она кивнула. — Если тебе это необходимо, — чуть улыбнулся я.

— Неопределённость для меня — хуже всего. Мне так надоело, что все от меня чего-то требуют, но при этом не хотят ничего объяснять. Будто я маленькая глупая девочка, которая ничего не понимает и молча должна что-то делать. Отец… тётушка… ты… — она отвернулась. — Я тебе верю. Очень хочу верить. Но я не могу быть абсолютно уверена в том, что ты сам в это веришь. А если и веришь, то не понимаю, почему… Ты слишком умён и продуман… Ты не мог поставить на кон всё, включая свою жизнь, из-за голы допущений, что мой отец жив.

София вернула на меня свой взгляд. Ясный. Чистый. И продолжила говорить дальше.

— Если ты решил, что я не должна знать, то я приму это, — она сжала своими пальцами мои. — Потому что я тебе верю. Но хочу чтобы и ты знал, что именно я чувствую… — несколько секунд тишины. — Вот так вот.

— Я знаю. Именно поэтому я найду твоего отца, а не буду рассказывать тебе, почему нужно мне верить.

Она улыбнулась.

— Тогда я буду с тобой, когда это случится.

— Договорились.

Послышался сигнал голосовой связи с водителем. От него самого нас отделяла звукоизолирующая перегородка.

— Всё чисто, — отчитался водитель.

Я кивнул. Вышел. Затем осмотрелся, выискивая возможных снайперов на крышах. Но зданий здесь было немного, да и то — весь дворцовый комплекс контролировался людьми Непчича.

Затем помог Софии выйти. Но она встала, как только её взгляд остановился на усыпальнице Зринских. Её глаза распахнулись, а сама княжна будто стала меньше.

— Если тебе тяжело, то можешь переждать в машине, — спокойно сказал я.

— Нет, я не отступлю. Не сейчас, — голос Софии дрожал, но в нём просочилась решимость. — А с тобой я ничего не боюсь.

— Идём, — я ободрительно улыбнулся ей и двинулся первым. Она, чуть помедлив — следом за мной.

Мы подошли к тёмному проёму, ведущему внутрь усыпальницы. Мрачной, холодной. Снаружи она казалась заброшенным склепом. Вход перетянули лентами.

У входа нас встретил пожилой слуга — худощавый, с идеальной осанкой и бесстрастным взглядом. Он приблизился и отвесил глубокий поклон сначала Софии, затем мне.

— Всё готово для осмотра, Ваше Высочество. Меры безопасности соблюдены по всем правилам, однако ничего не было изменено, чтобы не помешать будущему расследованию.

— Если Кнежевич не убирал улики, — тут же подметила София.

— Нет. Не убирал, — спокойно сказал я. — Он и сам хотел бы найти заговорщиков. Так что едва ли он что-то трогал, не так ли? — я посмотрел на слугу.

Тот с невозмутимым взглядом подтвердил:

— Всё верно, господин. Граф Кнежевич запретил проводить любые мероприятия внутри усыпальницы, кроме направленных на безопасность. Теперь, позволите ли проводить вас?

— Идём, — сказал я и сделал шаг вперёд, перешагнув через ленты. Слуга тут же перерезал их, чтобы София смогла пройти дальше.

Мы зашли во тьму.

Внутри было холодно. Не то что на освещаемой солнцем площади. Но тут хотя бы не веяло этим некромантическим душком, как в российском посольстве.

Слуга включил яркий фонарь, с помощью которого освещал путь лично Софии. А ещё один фонарь выдал мне.

— Когда мы вошли