Тучи сгущаются - Лориана Рава

-- Даже если так, то что это меняет?

-- То, что у вас нет нужды быть со своим народом честными. Опекуна от проматывания состояния протеже может удержать лишь тот факт, что малолетка рано или поздно вырастет и потребует отчёт за растраченное. С вас же народ отчёта потребовать не может.

-- Но почему не может? Народ чувствует, что если его жизнь ухудшается, то что-то здесь не так. А, кроме того, для вас, белых людей, честность почему-то кажется почти невозможным качеством. Но у нас это качество присуще большинству людей. А, кроме того, я действительно люблю свой народ и стремлюсь к тому, чтобы его жизнь улучшалась.

-- Но если Вы, Ваше Величество, так любите свой народ, то почему вы не даёте ему свободы? Почему жизнь простых людей в Тавантисуйю столь полна нелепых и бессмысленных запретов? Почему нельзя одеваться и питаться иначе, чем положено, держать дома неодобренные цензурой книги, например, Библию, завести своё дело и разбогатеть, завести содержанку или посещать бордели?.. Курить у вас тоже не принято, только для моряков исключение!

-- Но ведь все эти запреты имеют под собой разумную основу, -- ответил Асеро. -- У нас каждое лето лютая жара, а курильщик может нечаянно устроить большой пожар, в котором могут погибнуть люди и скот, пострадать имущество, да вообще ущерб может быть очень велик. Половая распущенность ведёт к распространению опасных болезней, а кроме того, лучше, когда дети растут в семье, а не мучаются в сиротстве. Конечно, сиротам тоже помогают, но лучше, чтобы сирот было как можно меньше. Да и распределение жилья у нас идёт по семьям. Ну а что касается так лелеемого белыми людьми "права" ходить в бордель, то ведь это право означает, что жизни многих молодых девушек должны быть загублены. Ты вряд ли меня поймёшь тут до конца, ведь у тебя нет ни жены, ни детей, но если бы у тебя были дочери, то тебе было бы очевидно, что ни один отец не пожелает своим чадам такой ужасной участи. А ведь любые девушки -- чьи-то дочери, даже если они и осиротели.

-- Однако у нас иные отцы продают дочерей в бордели добровольно

-- Мы не считаем добровольным поступок, вызванный крайней нуждой. Разве выбор меньшего из зол так уж доброволен?

-- Ну, пусть даже и так, но почему вы не разрешаете никому разбогатеть? Чем вредит государству богач? Наоборот, от него сплошная польза, ибо с него можно собирать большие налоги.

-- Но ведь у богатого человека обязательно должны быть работники, -- ответил Асеро, -- пусть даже он начинает собственным трудом и трудом своей семьи, потом при расширении всё равно у него появятся батраки или подмастерья. Которые неизбежно будут жить в полурабских условиях, и возможность быть богатым для одного означает неизбежную нищету для многих. Любой инка знает это.

-- И, тем не менее, зная это, вы, инки, позволяете себе жить в роскоши.

-- Но ведь всё, что мы имеем, мы получаем по распределению, как и все остальные. Мы не наживаемся за счёт чужого рабства. Да и не так уже сильно мы роскошествуем, как видишь. Розенхилл принял мою жену за служанку лишь потому, что не мог себе представить королеву, самолично накрывающую на стол.

-- Тем не менее, золото на себе вы, инки, носите, -- сказал Дэниэл.

-- Ну, это нужно чтобы отличать нас при встрече от всех остальных, -- ответил Асеро, -- и это более нужно нашему народу, чем нам.

-- Тем не менее, они подданные, а Вы, Ваше Величество -- их законный монарх. То есть вы возвышаетесь над ними.

-- Моя власть -- это не власть хозяина над рабами, а власть отца, или скорее старшего брата. Цель моей власти -- народное благо. Впрочем, те, кто живёт лишь для себя и собственной прибыли, едва ли способен понять всё это.

-- Давайте будем откровенны, -- сказал Дэниэл, -- чепуху про любовь к народу можно нести перед этим самым народом, а меня не проведёшь. Что Вашему Величеству нужно, чтобы дать народу право торговать? Чего у вас нет? Изысканных вин, деликатесов, красивых одежд и дворцов размером с город? Всё это будет у вас, стоит только разрешить...

-- Значит, вы хотите меня подкупить? Не выйдет. Я не нуждаюсь во всём, что вы перечислили. Для меня действительно нет ничего выше блага моего народа -- ради этого я готов даже пожертвовать своей жизнью, и вы бы не добились от меня измены своему народу, даже приставив к горлу нож. Ну а купить меня тем более невозможно.

Дэниэл понял, что просчитался. Как и все европейцы, он считал Первого Инку властолюбцем, но увидел перед собой наивного идеалиста. Было странно думать, что человек может остаться таким до сорока лет, да ещё и находясь во главе огромной империи. Но Дэниэл умел смотреть в глаза фактам, какими бы невероятными они не казались, и потому быстро сменил тактику, внезапно перейдя на кечуа:

-- Не думай, что я корыстолюбец, -- сказал он. -- У нас человек обязан думать о себе и заботиться о себе в первую очередь, но это не значит, что я эгоист от мозга до костей. Нет, мне жалко твой народ, Инка!

-- Но мой народ куда счастливее твоего. Среди него нет воров и разбойников, проституток и нищих. Он не знает голода.

-- Но не знает и свободы. Если всё, что есть в этой стране, и в самом деле принадлежит народу, то почему ты не передашь ему его имущество непосредственно? Почему ты не сделаешь всех пайщиками тех хозяйств, в которых они работают!

-- Чтобы за одно поколение одни разбогатели, а многие другие разорились?

-- Нет, с тем, что только почувствовав себя по-настоящему владельцами собственности, они бы научились ею управлять. Они бы стали предприимчивее. Да, какая-то часть и в самом деле неизбежно разорилась бы. Но зато выделились бы лучшие! Ведь если нет возможности работать, чтобы улучшить своё положение, остаётся работать только за страх.

-- Ну, во-первых, постепенно от общих трудов материальное положение хоть и медленно, но улучшается. А, кроме того, есть и чистая радость от труда.

-- Не понимаю. Какую радость от труда может испытывать, например, человек, таскавший камни для вот этой дороги? Он делал это за паёк и чтобы избежать наказания.

-- Не думаю, что