Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

тоже был бы не против вспомнить юность, но князь твёрдо сказал, что водить суда по балтийской луже может и зелёный гардемарин, а вот для океана нужны куда более подготовленные кадры. И обучить их сможет только он, Григорий. Хотя, куда уж больше. За прошедшие годы навигаторов, пересекавших океан, обучилось столько, что на всех уже и кораблей не хватало. Как и простых мореходов, отчего на многих судах вчерашние крестьяне составляли порой больше половины экипажа. Но князю всё было мало.

Сидевший напротив него Тимка, всё так же командирствующий на "Новике", в отличии от адмирала пребывал в большом искушении от похода, сильно надеясь, что на пути вот-вот попадётся какой-нибудь француз или на крайний случай португалец. И в той уверенности была большая доля правды, ведь экспедиция не просто шла вдоль бразильских берегов, а выполняла очередное задание князя.

Откуда тот берёт информацию и Гридя, и Тимка давно уже перестали интересоваться, понимая, что князь лишь улыбнётся на их расспросы и всё равно выдаст лишь то, что нужно для дела. Вот и перед выходом он рассказал, что вот тут, на выступе материка, примерно верстах так в трёхстах на север от того места, где французы берут красное дерево, впадают в океан две реки, и устье одной из них используют франки для отдыха и починки. А поскольку португальцы туда пока не сильно суются, то стоит, наверное, столь удобное место захватить для себя. Хотя бы для того, чтобы идущие в Индию суда могли там собираться после штормов и отдыхать перед пересечением Атлантики. А на вопрос, что рек то там должно быть много, спокойно произнёс, что ошибиться им будет трудно, так как дальше к северу берег начнёт стремительно уходить на запад.

Вот исходя из этой информации Гридя и принял решение сразу подняться на север до той точки, где материк начнёт свой западный бег, а уже потом просто спуститься вниз, пока не достигнет нужного места.

Для пущей убедительности корабли пробежали на закат вдоль бережка лишнюю сотню вёрст, дойдя до устья неширокой реки, чтобы убедиться, что не ошиблись и заодно картографируя побережье, после чего, наконец, повернули назад. И вот по подсчётам навигаторов, которых всё чаще стали именовать штурманами, они прошли уже достаточно, чтобы искомые реки оказались в пределах видимости. Оттого и лежали корабли по ночам в дрейфе, дабы не проскочить мимо столь нужного места в темноте.

— Думаешь, завтра нам повезёт? — задал вопрос Тимка.

— Да пора бы уже, — кивнул головой Гридя. — А то мы до осенних штормов спуститься вниз так и не успеем. А там что? Зимовать у чужого берега? Или как эти самые финикияне, что вокруг Африки плыли, хлеб сажать и урожаи собирать? Так дорога у нас куда большая, этак мы и за три года не управимся.

— Вот-вот, — согласно кивнул головой Тимофей. — А ведь надо ещё всё, что князь указал, найти и домой доставить. Особливо эту, как её, а, картофь. Вот истинно: пойди туда — не знаю куда, да найди то — не знаю, что.

— Ничего, друг ситный, и пойдём, и достанем. Ну что, давай ещё по одной и хватит пьянствовать, а то завтра будем носами клевать, на потеху команде.

— Так наливайте, адмирал, допьём уж гишпанский напиток, — с весёлой усмешкой протянул Тимка свой кубок.

Кувшин, после того, как Гридя разлил вино по кубкам, и вправду оказался пуст, на что капитан лишь хитро улыбнулся, а потом, допив тёплый напиток, встал и пошагал в свою каморку, не менее жаркую, чем каюта адмирала. Григорий же, затушив лампу, обтёрся влажным полотенцем и прилёг в койку, надеясь, что к утру жара спадёт и ему удастся хорошо выспаться.

А перед глазами в очередной раз восстала сцена последнего напутствия. Князь, водя указкой по карте, всё сокрушался, что идти им придётся через пролив с востока на запад, а не наоборот. И штурман, следя за бегом деревянного кончика, про себя ухмылялся. Ведь проливом тем никто из христиан ещё не хаживал, а князь и про него ведает, да не просто, что он есть, а и то, как его лучше проходить. А когда он предложил просто изменить маршрут, то с усмешкой добавил, что хорошо бы, да только вдоль побережья, где им плыть надобно (и добавил при том, что дурак был гишпанец, когда через океан напрямки сунулся) идёт холодное течение до самого экватора. И ветра да течение их корабли легко вверх поднимут, а там на экваторе останется лишь на пассат выйти и потом до самых Островов Пряностей иди себе и иди. А коли в обратную сторону двигаться, то либо надо круг по океану делать, либо, как дуракам, против течения спускаться. В общем, убедил его князь, что короткий путь не всегда быстрым оказывается.

А вообще, о многом они тогда поговорили. Шутка ли, отправлялся Гридя ни много ни мало, а в кругосветное путешествие во славу веры православной, царя русского и Отечества! Вторым человеком должен был стать, что обогнёт шар земной и проложит дорогу морскую судам русским в земли незнаемые. Впрочем, ему, имея инструкции от князя, куда легче будет, чем тому же гишпанцу Маггелану, что первым на такой подвиг решился. Что же, русские чтить чужую отвагу умеют, и первопроходничество его не забудут и не оспорят. Но и сами не лыком шиты. Вот только долог их путь будет. Долог и труден, потому как кроме самого плавания многое иное им сотворить предстоит…

Как адмирал и предсказывал, ближе к обеду они действительно достигли первой реки, но бросать якорь даже не подумали, так как забитое песками устье никому на кораблях не приглянулось. Сесть тут на песчаную отмель было раз плюнуть, так что вряд ли франки использовали её для стоянки. Поэтому корабли просто продолжили свой бег дальше. И нашли вторую реку уже ближе к вечеру, сразу поняв, что это то, что они искали. Ведь даже на взгляд открывшееся устье было раз в пять шире, чем у Песчаной, как обозначили первую речку на картах. Повинуясь сигналу с "Новика", шхуны одна за другой стали вставать на якорь, пока на флагмане готовили шлюпку для промера глубин. А исследование решили и вовсе отложить на завтра.

Когда с утра "Новик" осторожно вошёл в реку, на нём сразу же удвоили, а то и утроили внимание. Ведь мало того, что фарватер был незнаком, так в этих, поросших тропическим лесом невысоких холмах явно жили люди. Уж больно живность вокруг хорошо знала,